Когда студенты решили поставить свой первый учебный спектакль — популярный водевиль Эжена Лабиша и Марк-Мишеля «Соломенная шляпка», — в котором заглавную роль Фадинара было поручено сыграть подающему большие творческие надежды Михаилу Яншину, Полонской достанется роль его сценической невесты — Элен Нонанкур. Любовная история, разыгранная для зрителей, неожиданно для её участников закончилась настоящей свадьбой. Молодые артисты вскоре обвенчались в церкви Воскресения Христова на Успенском Вражке. В числе гостей на торжестве были подруга Вероники — дочь «бедного нефтепромышленника», начинающая актриса Фанни Фельдман (Фаина Раневская) и уже хорошо известный в столице писатель из Одессы Михаил Булгаков — свидетель со стороны жениха.

К. С. Станиславский преподнёс Яншину в качестве свадебного подарка свою книгу «Моя жизнь в искусстве» с дружеским напутствием: «Любите жену и искусство. Будьте верны им, будьте нежны и заботливы к ним, умейте приносить им жертвы».

После премьеры в МХАТ спектакля «Белая гвардия», поставленного по пьесе Михаила Афанасьевича, в котором Николай Хмелёв сыграл полковника Турбина, а Михаил Яншин — Лариосика, молодой актёр стал московской знаменитостью, со всеми вытекающими для него и его красавицы-жены обстоятельствами. Столичная, прости Господи, богема с удовольствием приняла в свои ряды жизнерадостную супружескую пару. Поэтому совсем не удивительно, что, когда Лили Брик в 1928 году решила попробовать себя в качестве кинорежиссёра и снять фильм «Стеклянный глаз», шикарная Нора Полонская была незамедлительно утверждена ею на роль женщины-вамп. Реализуя режиссёрский замысел — а Лили Юрьевна выступала ещё и как сценарист «фильмы» в соавторстве с Виталием Жемчужным, — Вероника в буквальном смысле тонула в облаках пудры, ела перед объективом кинокамеры лепестки роз, демонстрировала безупречные ноги. Коллективный труд не прошёл даром — «Глаз» стал самой кассовой отечественной кинолентой в прокате 1928–1930 годов и ещё долго не сходил с экранов.

Вскоре, на Московском ипподроме состоялось знакомство Полонской с Владимиром Маяковским. Шептались: не без участия Лили Юрьевны, которое ожидаемо переросло в бурный и мучительных для обоих его участников роман…

Итак, буквально через 20 минут после трагического выстрела в комнату поэта прибыл начальник Секретного отдела ОГПУ СССР Яков Агранов — его рабочий кабинет находился в соседнем здании (да и жил он совсем рядом, в специально построенном для начальствующего состава ОГПУ особняке на ул. Мархлевского вместе с Генрихом Ягодой). Помимо Агранова, на место трагедии были срочно вызваны помощник начальника оперативного отдела ОГПУ Олиевский, помощник дежурного надзирателя 39-го отделения милиции Курмелев (его срочно сняли с дежурства на Лубянской площади), сотрудник МУРа Овчинников, начальник оперативного отдела ОГПУ Рыбкин и начальник 9-го и 10-го отделений контрразведовательного отдела (КРО) ОГПУ С. Г. Гендин [2] .

Оперативники Олиевский и Рыбкин начали осмотр места происшествия с тщательного изучения писем и бумаг погибшего: отобранные документы помещались в специальный ящик и опечатывались. Олиевский при этом изъял предсмертное письмо Маяковского, Гендин лично обследовал его рабочий стол, часть бумаг, не включая их в опись, также забрал с собой.

Почти век назад примерно то же самое происходило в квартире А. С. Пушкина на набережной Мойки после его кончины. Подчинённые начальника тайной полиции и штаба Корпуса жандармов генерала Л. Дубельта во время «посмертного обыска» кабинета поэта изъяли все его рабочие бумаги, записки, черновики и рукописи. Особую строгость при работе с архивом Александра Сергеевича император Николай I объяснил тем, что некоторые документы, которые могут быть обнаружены среди пушкинских бумаг, «в случае их обнародования способны навредить посмертной славе поэта». [1, 234]

Ситуация складывалась традиционно-похожая. Личные записи, дневники, путевые заметки, записные книжки (а Владимир Маяковский имел обыкновение скрупулёзно фиксировать детали большинства своих встреч и содержание разговоров с десятками различных людей) могут представлять профессиональный оперативный интерес не только для установления причин случившейся трагедии, но и для контрразведки. По инструкции ОГПУ при проведении обысков такие документы подлежат изъятию в первую очередь.

Вот, например, протокол обыска, произведённого у драматурга С. М. Третьякова, из архивно-следственного дела № Р-4530:

Протокол

На основании ордера Главного Управления Государственной Безопасности НКВД СССР за № 5625 от «26» июля мес. 1937 г. произведён обыск-арест у гр. Третьякова С. М. в доме № 21/13 кв. № 25 по ул. М. Бронная.

При обыске присутствовали: Третьякова С. В. Поливина.

Согласно ордера задержан гражд.

Взято для доставления в Главное Управление Государственной Безопасности следующее:

1. 12 папок с перепиской

2. 28 записных книжек

3. Иностранная валюта: 6 Американских долларов и 36 чешских крон.

4. 1 Алфавитная книга

Пункты 2-й и 4-й взяты. Сажин.

29 авг. 1937 г.

Обыск производил сотрудник НКВД: Сажин, Скобцова, Августов, Дорбес.

При обыске заявлена жалоба от: нет

1) на неправильности, допущенные при обыске и заключающиеся, по мнению жалобщика, в нет

2) на исчезновение предметов, не занесенных в протокол, а именно: нет

Примечание:

Запечатана/Распечатана: 1 комната гр-на Третьякова запечатана печатью № 37

Подпись лица, у которого производился обыск /Третьякова!

Представитель домоуправления /Поливина/

Производивший обыск сотрудник НКВД /Сажин, Скобцова, Августов/.

Все заявления и претензии должны быть занесены в протокол. За всеми справками обращаться в комендатуру НКВД (Кузнецкий мост, 24), указывая № ордера, день его выдачи, когда был произведен обыск.