Ощущая себя огромным шаром, прокатилась из ванной в нашу спальню, стараясь, чтобы Денис, мерящий нервными шагами коридор и готовый в любой момент схватить меня и нестись вниз по лестнице, не заметил, как перекосилось лицо от новой схватки.

Ну, наконец-то, вот ты где, дурацкий крем! На туалетном столике, точно! Кряхтя, переоделась в спортивный костюм. Вернулась в ванную, смыла вечерний макияж, расплела причёску и вышла, наконец, в коридор. В одной руке Денис держал мою сумку с вещами, второй взялся за дверную ручку. Испуганно посмотрел на меня:

— Выходим?

— Ага, вот это ещё положи! — протянула ему органайзер с косметикой и злосчастным кремом.

Денис с трудом запихал сумку в сумку и быстро вышел, придерживая для меня дверь.

Задержалась на пороге, пытаясь продышать сильную схватку, и вдруг подумала: как интересно, а ведь в следующий раз мы вернёмся уже втроём.

Когда добрались до роддома, я уже с трудом шла. Боль усиливалась, промежутки между схватками становились меньше, а глаза Дениса — всё больше от ужаса. К счастью, врач уже ждал меня. Вот это сервис! Хвала контракту на роды!

Пожилой доктор в синем халате и шапочке поправил очки:

— Обменная карта и паспорт с собой?

— Что? А, да!

Словно в тумане — чистые светлые коридоры. Бесконечные коридоры, твою ж мааать! Остановилась прямо у стены, не в силах сдержать крик и сдавив, что было сил, руку Дениса, лицо которого стало белее мела.

Наконец-то пришли!

— Супруг будет присутствовать на родах? — дежурным тоном уточнил врач, на ходу заполняя бумаги.

— Нет! — уверенно сказала я.

— Да! — одновременно со мной сказал Денис.

Врач кивнул:

— Ну, вы тогда определяйтесь, и проходите на кушеточку, — и скрылся в палате.

Я повернулась к Денису:

— С ума сошёл? Ты что придумал?

— Вдруг я тебе понадоблюсь, вдруг помогу…

— Чеем? — согнулась пополам, морщась от боли. — Чем ты мне поможешь?

— Я… я не знаю!

— Зато я знаю! Лучше не мешай! Ещё не хватало, чтобы ты меня запомнил… такой, — неопределённо махнула рукой. — Короче, езжай домой, я позвоню.

— Нет уж! Я буду здесь ждать! Если что — зови.

— Хрен с тобой, Аристов! Всё, мне некогда!

Денис.

Время тянулось бесконечно, вязкое, неспешное. Скользкий страх и чувство собственного бессилия выворачивали наизнанку и заставляли ходить по коридору взад и вперёд. Тридцать восемь шагов, я уже выучил наизусть эту цифру.

Остановился возле окна и рвано выдохнул. Сколько сейчас времени? Часа три прошло, а кажется, вечность. Небо на востоке начало светлеть. Скоро рассвет. По громкой связи что-то объявили. Позади началась суета.

Сразу несколько человек в медицинской одежде вбежали в Викину палату. Гадство! Что-то не так? Боже, пусть всё будет хорошо! С надеждой посмотрел на небо. Пожалуйста, пусть всё будет хорошо!

Крики, суета за приоткрытой дверью палаты. А я стоял, словно приклеенный к полу, в конце коридора возле окна, боясь дышать. А затем — громкий детский крик. Такой непривычный, Господи!

Сам не заметил, как оказался рядом с дверью. Выглянула медсестра или акушерка — хрен их разберёт в этих одинаковых халатах:

— Заходите, папа, знакомьтесь с дочкой!

Дочка! У меня дочка! Вот этот малюсенький комочек бордового цвета, лежащий у Вики на груди? Боже, какое чудо! Какие крохотные пальчики, разве такие бывают?

Провёл рукой по волосам Вики и поцеловал в уголок рта. Вика отвернулась и сказала:

— Не надо, я вся вспотела и некрасивая сейчас!

— Глупости, любимая! — прошептал, рассматривая дочку. — Прекрасней тебя нет никого на свете. Разве что…

Лукаво посмотрел на напрягшуюся Вику и улыбнулся:

— Разве что твоя маленькая копия.

— Ей можно, — кивнула Вика, — и даже нужно. Пусть будет красивей, умнее и счастливей. Хотя с последним явно непросто, потому что счастливей уже некуда.

— Я люблю тебя, — сказал серьёзно, глядя в любимое лицо.

— И я тебя, — ответила она так же серьёзно.

Поцеловал Вику, которая наконец-то расслабилась и убрала свои колючки, а потом мы одновременно коснулись губами детской макушки, покрытой мягким тёмным пушком волос. И я был уверен, что она думает о том же, о чём я. Что это один из самых счастливых дней в нашей жизни, но точно не последний.