Шрифт:
— Зачем конкурс нужен, я знаю, — возразил Скорчеллетти. — Я не знаю только, как его выиграть.
Гаккель посмотрел на него.
— Путь один, — серьезно ответил он. — Поступать неблагоразумно…
Скорчеллетти подумал, вздохнул. Пожал плечами.
— Три года назад, — сказал Гаккель, — профессор Ломоносов из лучших, конечно, побуждений уговаривал меня уйти из тепловозного строительства. Но видите ли… я уверен, что неблагоразумие мое революции сегодня более угодно, чем осмотрительность профессора Ломоносова.
Вошла Ольга Глебовна. Поставила на столик фарфоровый поднос две чашечки кофе, хлеб, кубик масла.
Тревожно взглянула на мужа.
Он улыбнулся ей.
Когда она вышла, Скорчеллетти сказал:
— Боюсь, желаемое вы принимаете за сущее, Яков Модестович.
Гаккель ему ответил:
— Лучший способ сущее сделать желаемым, Владимир Карлович.
Они помолчали.
— Готов признать, — сказал Гаккель. — Как инженер, он был абсолютно прав, возражая против конкурса.
— Кто? — спросил Скорчеллетти.
— Ломоносов. Но как русский человек глубоко ошибался…
Скорчеллетти промолчал.
— Руководство Республики, объявив конкурс, поступило крайне непрактично, — сказал Гаккель. — Но, при этом, знаете, чрезвычайно мудро. И чрезвычайно дальновидно… Поймите это, Владимир Карлович…
Дочь Якова Модестовича, Екатерина Яковлевна Гаккель, помнит тот неожиданный визит к отцу Владимира Карловича Скорчеллетти.
Она рассказывает мне сегодня:
— Когда Скорчеллетти ушел, отец долго не ложился. Ходил по комнате. Играл на скрипке.
В тот вечер он показал дочери письмо, которое давно, еще в 1912 году, после поджога ангара с аэропланом, написала ему в Москву Ольга Глебовна.
До наших дней письмо не сохранилось. Но Екатерина Яковлевна не забыла его, его нельзя забыть…
«Друг мой, — писала в 1912 году Ольга Глебовна мужу, — сердце не выдерживает видеть, как ты терзаешься. Но я твердо знаю, и не случись пожара, ты все равно бы скоро покинул этот жадный коммерческий марафон, хотя и взял на нем призы…
По натуре своей ты художник, а не добытчик. Зачем ты в каждом письме мне пишешь, как мы разорены, что казна отказала в субсидии и растрачено наследство отца? Для нас с тобой это же единственное естественное состояние, такие мы от бога, и тому нельзя огорчаться…
Я скажу тебе сейчас и скажу всегда: ты, мой друг, живешь правильно, и я вместе с тобой…»
В середине декабря 1923 года Гаккель спецвагоном уехал в Москву.
Пять дней не звонил в Петроград, а 21 декабря наконец пдзвонил в бюро Харитонову и, довольный, сказал, что председатель ВСНХ Богданов сдался: Коршунову предписано приравнять строительство тепловоза к военным заказам в смысле сверхурочных работ.
Яков Модестович возвратился в Петроград в самом конце месяца и в тот же день, вечером, съездил на Балтийский завод. Приказ из Москвы о сверхурочных уже пришел, но генератор до сих пор не собрали, в механической мастерской нарезали посторонние бронзовые шайбы.
— Чей заказ? — спросил Гаккель.
Мастер сказал:
— Губисполком распорядился срочно отремонтировать баржи.
Гаккель направился в контору, но Коршунова не застал, его срочно вызвали на бюро губкома.
Поздно вечером Яков Модестович позвонил Коршунову по телефону домой.
— Людей нет, — объяснил Коршунов. — Некому сверхурочные выполнять.
— Неправда, — сказал Гаккель. — Механические мастерские сегодня нарезали бронзовые шайбы. Для кого?
Трубка помолчала.
— Это что, слежка? — резко спросил Коршунов.
— Нет, контроль за соблюдением нашего соглашения, — так же резко сказал Гаккель. — Вы обязались придерживаться сроков?
Коршунов не сдержался:
— Какие сроки! — крикнул он. — Как класс они ликвидированы. Неурожай в Петропавловском районе все сроки пустил под хвост хохлатке. Эти шайбы губком велел для барж резать. Нечем будет семена возить по Ладоге. Вам понятно?
— Нет, сказал Гаккель. — Непонятно, Константин Николаевич. Я не имею права считаться ни с вашим неурожаем, ни с вашим губкомом…
Яков Модестович повесил трубку.
Поднял с постели дочь Катю.
Она подсела к разбитому «ундервуду» и под диктовку отца, еле-еле успевая за ним, двумя пальцами отстучала:
«Вы берете на себя всю ответственность… срываете выступление… на международном конкурсе тепловозов первого и единственного русского тепловоза, постройка которого начата по инициативе тов. В. И. Ленина, срочно велась нами… между прочим, с целью показать производительную мощь республики на международном конкурсе тепловозов…»