А вечером Ленин прочел отзыв инженера Г. Б. Красина на статью А. Белякова в «Известиях».

Красин писал, что применение тепловозов могло бы оказаться, вероятно, весьма плодотворным.

Позвонил Кржижановский. Сказал, что по тепловозному вопросу он назначил специальное совещание.

Вот этого делать не стоило. Проблема новая, мнений возможно сколько угодно, а компетентных спецов мало. Некомпетентный охотно выступит, но скажет глупость. Осторожничающий вообще легко уйдет от разговора. Педант спрячется за пустяк, будет пугать пустяком, запутает, собьет нестойких…

Назавтра Ленин продиктовал Кржижановскому и в копии Смольянинову:

— Пересылаю Вам к сведению отзыв Г. Б. Красина. Этот отзыв подкрепляет меня в том, что я, собственно, написал Вам вчера. Боюсь, что созыв совещания был стратегически неправильной мерой с Вашей стороны. Правильней было бы затребовать от солидных спецов числом 2–3 не больше на каждое из 3-х учреждений (Госплан, НКПС и НТО ВСНХ) письменный отзыв. Задача, по-моему, состоит больше всего в том, чтобы «поймать» на бездеятельности и педантстве тех ученых, которые прозевали заграничный опыт. По-моему, ни отзыв Красина, ни эту мою записку никому показывать не следует. Если Ваше совещание не придет к выводу абсолютно отрицательному, тогда надо подумать о том, кому поручить проведение немедленного практического исполнения. Об этом прошу позвонить мне. Ленин.

Кржижановский позвонил в Горки и сказал Владимиру Ильичу, что тепловозами в России сегодня занимается несколько ученых: ученик профессора Гриневецкого теплотехник Шелест, профессор Ломоносов из железнодорожной миссии, бывший электрик и авиатор Гаккель… Однако единой научной программы в этом деле пока нет. Идут споры о том, готовы ли мы уже строить тепловоз, каким его надо строить и где его строить, дома или за границей…

Ленин сказал Кржижановскому:

— Предлагаю вопрос этот вынести на рассмотрение СТО.

В ту пору в небольшом зале Совнаркома время от времени прокручивали свежие хроникальные ленты.

Невеселые это были ленты.

Голодные дети протягивали перед собой руки… В небе торчали обледенелые заводские трубы… Вокруг раскинулась бесконечная свалка ржавого железа… В заброшенных станках вили себе гнезда птицы…

3 января 1922 года в зале среди немногочисленных зрителей находились Феликс Эдмундович Дзержинский и Генрих Осипович Графтио.

С тяжелым чувством смотрели они на экран.

Вот на полотне появился опустевший, полуразрушенный заводской цех. На полу на кучах тряпья спят бездомные люди… Вверх колесами валяется старенький паровоз… Голый остов бывшего вагона. Над несуществующей дверью табличка: «1-й класс».

Откуда-то вдруг взялась нарядная девочка с бантом в волосах, с букетом цветов. Экипаж. Веселье. Сытые люди…

Механик у аппарата сказал:

— Простите, пожалуйста… Это случайно, из старой ленты…

Дзержинский, наклонившись к Графтио, произнес тихо:

— Все это имеет прямое отношение к нашему разговору, Генрих Осипович…

Графтио кивнул.

…Свалка появилась на экране. Свалка до небес. Ее объезжает человек в инвалидной коляске.

Подпрыгивая на шпалах, несется по заброшенному железнодорожному пути инвалидная коляска. Скаля зубы, хохочет инвалид…

Зажегся свет.

Дзержинский и Графтио вышли из зала.

Феликс Эдмундович сказал настойчиво, резко:

— И я с Гаккелем совершенно согласен. Строительство машин в России означало бы приспособление наших заводов к развивающейся технике. А иначе — закрытие заводов и рабство иностранному капиталу… Вы сейчас видели…

Графтио сдержанно ответил:

— Якова Модестовича я знаю с девятьсот третьего года, вместе строили петербургский трамвай у «Вестингауза». И проект его тепловоза рекомендовал Глебу Максимилиановичу именно я… Но, — он сделал жест рукой, — его идея строить тепловоз сейчас в России… — Графтио поискал верного слова, — требует, Феликс Эдмундович, тщательного, очень тщательного обдумывания…

Дзержинский перебил его:

— Простите, я вам еще скажу… Строительство машины в России явилось бы технической проверкой наших ученостей… — Он повысил голос. — Надо их заставить работать по конкретному заданию, посмотреть, на что они тут способны… Или же прогнать… А то, ей-ей, кое-кто даром ест советский хлеб, если вообще не во вред республике… Вот как стоит вопрос, Генрих Осипович…

— И так, и не так, Феликс Эдмундович, — грустно сказал Графтио.

В одной из комнат Совнаркома готовилось завтрашнее заседание Совета Труда и Обороны.

Мужчина, прохаживаясь из угла в угол, диктовал машинистке.

— Пункт первый повестки дня… Реввоенсовет возбуждает вопрос о постройке железнодорожной ветки от станции Сосновец — Тунгутская длиною в 56 верст…

— Какая длинная, — сказала машинистка.

— Основания: связь Петрозаводска с Карелтрудкоммуной и военная обстановка…