Уилла поёт себе под нос что-то про озёра из рагу и конфетные горы, когда я пинком закрываю дверь в свою комнату и кладу её на мою кровать.

— Ах да, — она икает. — Комната хвойного обольщения.

У меня вырывается не совсем беззвучный смешок.

Уилла окрестила мою комнату комнатой хвойного обольщения, и мне ужасно хочется знать, почему, но она до сих пор не может найти телефон, и мы не имеем возможности поговорить. Во мне назревает раздражение, колотящееся в лёгких и взбирающееся к горлу. Когда я с Уиллой, мне хочется иметь голос, чтобы задавать вопросы, когда она говорит такую загадочную фигню. И если честно, Уилла говорит много загадочной фигни, особенно когда мямлит и думает, что я не слушаю.

В какой-то момент мне надо будет в этом сознаться.

Я вспоминаю, что сделал в клубе, достаю телефон и пишу в заметках: «Хвойное обольщение?»

Она щурится, читая, затем плюхается обратно на мою кровать.

— Да.

Вот и всё, что я получаю. Да.

Я закатываю глаза. Уилла катается по моей кровати, пока ей не удаётся завернуться в моё одеяло как буррито. Наблюдая за ней, я расстёгиваю свою рубашку, слегка пахнущую рвотой и потными телами. Я кидаю её в корзину для стирки, затем поворачиваюсь к комоду, чтобы достать футболку. И тут с кровати доносится сдавленный звук.

Поверх края одеяла выглядывают два тёмных глаза.

Натягивая майку с V-образным вырезом через голову и ниже по туловищу, я жестом спрашиваю: «Что?»

Она медленно убирает одеяло так, чтобы оно не закрывало лицо.

— Райдер, Хранитель Конспектов. Засранец-лесоруб округа Лос-Анджелес, у тебя фантастический торс.

У меня вырывается смех. Настоящий смех. Я чувствую, как он бурлит в животе, поднимается к горлу и вибрирует в воздухе.

Уилла садится, скидывая одеяло.

— Ты только что рассмеялся! Я только что рассмешила тебя!

Моё сердце колотится от нервозности. По коже бегут мурашки ужаса. Я жду неизбежного. Когда она скажет, что издаваемые мною звуки странные или ужасные.

Но она лишь вскидывает руки в воздух и завывает:

— Вуууухууууу!

Я инстинктивно зажимаю ладонями оба уха, прежде чем слуховой аппарат визгом отразит этот звук. Уилла выбирается из кровати, запинаясь о собственные ноги, затем налетает прямо на моё туловище и обнимает обеими руками. Приглушённые звуки раздаются где-то в районе моей груди, прежде чем Уилла, кажется, вспоминает, что надо отлепить лицо. Положив подбородок мне на грудь, она смотрит на меня снизу вверх.

— Я тебя рассмешила, Лесоруб.

Я стараюсь сдержать улыбку, но терплю провал, улыбаясь от уха до бесполезного уха и кивая.

Её пальцы медленно поднимаются по моей груди, оставляя волну искр, мерцающих под моей кожей. Её пальчики скользят по моему горлу, забираются в бороду. Затем ложатся на губы и разводят волоски, пока она щурится и разглядывает мой рот.

— Этот драный хвост белки — проблема.

Мои брови приподнимаются. Да не настолько уж всклокоченная у меня борода.

...или настолько?

— Я не вижу твои губы. И я подозреваю, что это симпатичные губы. Вроде таких, которые вообще не полагаются мужчинам с такими ресницами как у тебя.

Она слегка покачивается в моих руках, и её глаза закрываются, когда она мямлит:

— Мне так хотелось бы, чтобы ты поговорил со мной, Рай.

Я знаю, что она пьяна и не следит за языком, но её слова бьют как физический удар. Мои руки ложатся на её талию — и чтобы найти опору для себя, и чтобы поддержать её покачивающееся тело. Моя хватка сжимается крепче, когда моё прозвище, произнесённое её тёплым хриплым голосом, отражается эхом, пробирая до костей.

Страх мурашками поднимается по спине. Я отчётливо ощущаю его продвижение, ледяные пальцы, пересчитывающие все позвонки и стискивающие моё горло. Когда рядом находится Уилла Саттер, становится всё сложнее и сложнее врать себе. Говорить себе, что моё сердце не ёкает при взгляде на неё, что нужда не терзает моё тело. Что я не мечтаю запустить руки под её мешковатые толстовки, ощутить шёлковую кожу на её рёбрах, мягкие груди. Что я никогда не гадаю, каково будет вместе ехать куда-то, с любовью держаться за руки, но не прекращать подколов и шуточек. Что я не фантазирую, как мы будем играть с радио, а я смогу его слышать и перекрикивать. Уилла проведёт рукой по моему бедру, а мне придётся свернуть на обочину и целовать её, пока этот ротик не умолкнет настолько, чтобы позволить мне уделить ей должное внимание.

Уилла в роли моего врага — это безопасно. В роли моего враждебного квази-друга — это терпимый риск. Ну, или я так думал. Но теперь я вижу, что стоит допустить что-то большее, и всё станет неуправляемым. Совершенно неуправляемым.

Меня выдёргивает из мыслей ощущение её волос, щекочущих мою кожу. Эти неукротимые завитки такого же насыщенно-каштанового цвета, что и её глаза, с красными и золотистыми переливами от долгих часов, проведённых под калифорнийским солнцем. Они щекочут мои руки и волосы, пока Уилла покачивается в моих объятиях и улыбается с закрытыми глазами.