Шрифт:
— Ну и дети пошли. Прилипли к телику.
У меня случается один из тех моментов, когда сложно это обуздать — свирепую нужду схватить её за изумительную задницу, обернуть её бёдра вокруг меня и зацеловать до потери сознания.
Взгляд Уиллы мечется от моих губ к глазам и обратно.
— Ты выглядишь голодным.
— Я и правда голоден.
Она шумно сглатывает.
— Л-ладно. Ну, тако почти готовы. Мы можем поесть.
Я отворачиваюсь от неё, повелевая своему телу остыть. Это не работает. Ничто не останавливает то, как каждый мой дюйм пылает для неё. Это пытка, бл*дь. Платонические объятия и поцелуи в лоб. Покачивать её в моих руках и дышать ровно. Каждое маленькое задевание локтем или бедром. Грива её волос и этот соблазнительный запах, который никуда не девается.
Ладони ударяют по моим плечам, прерывая мои мысли. Я поворачиваюсь и вижу Бекса, когда тот отпускает меня, стиснув плечи напоследок.
— Пахнет здорово.
Такер и Руни тоже подтягиваются, хватая начинки и соусы. Мои глаза снова останавливаются на Уилле. Мы стоим, будто жизнь движется в режиме замедленной съёмке, а наши друзья снуют вокруг нас размытыми пятнами.
— Ребят? — Такер тычет меня пальцем. Я наконец резко поворачиваю голову в его сторону, заставляя его подпрыгнуть. — Иисусе, ты страшный. У тебя глаза психа. Тебе на пробежку надо или что?
— Именно это мне и надо... или что-то ещё, — бурчу я.
Щёки Уиллы розовеют. Она держит стопку тарелок и сжимает их до побеления костяшек пальцев. Когда я подхожу к ней, её грудь тяжело вздымается, шея и уши темнеют от румянца.
— Можешь остаться после ужина? — спрашиваю я.
Её глаза выпучиваются.
— Эм, что?
— Просто останься после того, как они уйдут. Хочу тебе кое-что дать.
У неё вырывается очередной хрюкающий смешок. Я уже понял, что это её нервный смех.
— Это прозвучало грязно, Бергман.
Приподняв бровь, я забираю у неё тарелки.
— Извращенка. Припаркуй свою попу и ешь тако.
Она прикусывает губу, и впервые за долгое время она улыбается как Уилла, которую я знал раньше. У которой в жизни были поводы для улыбок.
Такер и Бекс — студенты колледжа, так что они уничтожают серьёзное количество еды. Руни от них не особо отстаёт, но я наблюдаю за Уиллой — как она ковыряет бобы, кладет их в рот так, будто приказывает себе поесть. Мои глаза снова сосредотачиваются на ней, время и пространство меркнут на периферии. Мне нужно, чтобы все ушли, и я смог предложить ей кое-что. А потом мне нужно, чтобы она согласилась.
Глаза Уиллы встречаются с моими. Сначала они расширяются в духе «на что ты смотришь?». Но когда я удерживаю её взгляд, они сужаются до раздражённых щёлочек.
Бекс достаёт телефон.
— Таймер.
— Ставки, — кричит Такер.
Руни с отвращением бросает своё тако.
— Неа. Я больше не буду этому потакать. Мне надоело, что мама и папа ссорятся, — встав, она вырывает телефон из рук Бекса, засовывает деньги Така обратно в карман рубашки и дёргает их обоих за руки. — Выметайтесь. Этим двоим нужно преодолеть это астрономическое сексуальное напряжение и разобраться с этим по старинке.
У Уиллы отвисает челюсть, пока она смотрит на Руни.
— Серьёзно, Рустер?9
Руни качает головой.
— Мне это так надоело. Вы двое. Поговорите. Потрогайте друг друга. Потрахайтесь. Пожалуйста, Господи, положите конец пыткам. Я уже тону. Я заражаюсь от вас перевозбуждённостью...
— С этим могу помочь, — вклинивается Такер.
Бекс шлёпает его по макушке.
— Завязывай.
— Я и сама прекрасно справляюсь, парни, — говорит Руни, после чего обращается к Уилле и мне. — Суть вот в чём: довольно. Разберитесь с этим.
Руни вытаскивает парней за дверь вместе с собой и захлопывает её.
Уилла следит за ними, но в итоге её голова поворачивается ко мне, и черты искажаются неверием. Она выглядит так, будто ей ужасно некомфортно, а когда Уилле Роуз Саттер некомфортно, она об этом не говорит.
— Ну, это было вообще внезапно.
Поправочка. Она поговорит об этом, если это приведёт к приуменьшению или отрицанию.
— Да не особо, Уилла, — я встаю и собираю тарелки, ставя их друг на друга, пока они не превращаются в накренившуюся башню объедков.
Уилла опешивает, вскакивает и собирает блюдечки с соусами, смахивает тёртый сыр с края стола в свою ладошку.
— О чём ты говоришь, чёрт возьми?
Я обхожу её, с грохотом ставя тарелки в раковину. Уилла аккуратно ставит свою ношу рядом, затем поворачивается лицом ко мне.
— В Рождество я сказал тебе, чего я хочу.
— Да, — рявкает она. — А потом моя мама умерла, уж извини.
— Я не имел в виду это, — у меня вырывается вздох. — Я лишь говорю, что Руни констатирует очевидное.