Шрифт:
— Ты боишься меня… А представляешь, как мне было страшно, когда я очнулся в чёрном ящике? Я кричал, я звал на помощь, но они не слышали или не хотели слышать. Я был хорошим человеком при жизни, Ева, уж поверь, пожалуйста. Я был владельцем библиотеки. О, Ева, у меня была шикарная библиотека! Ко мне приходила сама королева… Но, конечно, помимо огромной библиотеки со множеством подлинников, у меня были ещё и завистники. Однажды ко мне пришли люди, попросили книгу, а вернули пропитанную ядом. Представляешь? И ладно бы я умер там, у себя в кабинете, так нет! Я очнулся на собственных похоронах. Я лежал в гробу, Ева, и смотрел на толпу людей вокруг, на священника, на церковь… Я до сих пор помню ту роспись на потолке. Я бегал глазами, пытался кричать, но мой взгляд оставался неподвижен, а губы холодны. Это потом я узнал, что у меня был летаргический сон, но тогда никто не заметил, что я ещё дышал. И меня положили в землю, закопали… Как мне было страшно! А потом пришёл он — ещё один с красивым именем, которое все почему-то боятся назвать. Лю-ци-фер… Я всегда с таким удовольствием произношу его имя!.. Он пришёл ко мне откуда-то из-под земли и освободил меня. И я стал тем, кем являюсь сейчас, — человеком времени, его хранителем… И… Знаешь что, Ева? Мои часы показывают, что твоё время на исходе. Поверь мне, как человеку времени.
Ева опустила взгляд. Повисла пауза.
— Да, — сказала наконец она, глядя прямо в зеленовато-серые, выцветшие глаза Горация. — Да, я знаю. Я чувствую это.
Видимо, её ответ понравился ему.
— Вот и славно, — он снова широко улыбнулся, так широко, как ни один нормальный человек никогда не сможет улыбнуться. — Стой, стой, не уходи: у меня есть для тебя маленький подарок, — в земле что-то задвигалось, и вскоре на поверхность вынырнула его длинная тонкая рука с часами на цепочке. — Возьми себе, Ева. Пусть будет у тебя на память вещица от мистера Горация Бугимена, — Ева взяла часы и открыла: там не было ничего, кроме единственной стрелки и какой-то чёрной отметины в виде черепа там, где обычно располагается двенадцать часов.
— Что показывают эти часы? — спросила Ева, непонимающе нахмурив брови. — Тут нет никаких цифр…
— А ты догадайся сама, — Гораций положил руку на землю, и луковица, которую Ева не успела хорошенько посадить, вдруг выросла в большой цветок белой лилии. — Пора бы уже самой делать какие-то выводы, а то ведь так и правда свихнуться можно… Узнав-то всё в один момент…
— Они отсчитывают время до моей смерти? — голос Евы даже не дрогнул на этих словах. Гораций кивнул.
— Ты смелая, Ева. Уверен, ты встретишь её достойно.
И мистер Бугимен, закрыв глаза со странным выражением блаженства и умиротворения на лице, медленно погрузился куда-то обратно в землю. Ева ещё некоторое время смотрела туда, где пару минут назад были глаза Горация, а затем опустила взгляд на циферблат: единственная стрелка находилась непозволительно близко к чёрному черепу со скрещенными костями под ним и как бы показывала «без пяти минут смерть». Ева почувствовала, как что-то, копившееся в ней на протяжении всех этих лет, рвётся наружу и разрывает её изнутри.
— Господи!!! — вдруг закричала Ева, закрыв лицо руками и больше не сдерживая рыданий. — Да я же сумасшедшая! Разум, где ты берёшь во мне все эти ужасы, ну где?!
— Энни! — Амнезис бросил грабли и едва успел подхватить её на руки.
— Оставьте меня, оставьте!
— Врача, быстрее! — что есть силы крикнул Шут, оттаскивая Еву. К ним уже бежали санитары.
*И.В. Гёте «Фауст»
**М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита»
Глава 33. О граффити и китайских драконах
— Ева? Ева!
Ева открыла глаза. В комнате было темно, только маленький рыжий ночник горел справа на прикроватной тумбочке, и в какой-то момент Ева даже подумала, что находится у себя дома.
— Ева, ты как?
На стуле рядом с её кроватью сидел Бесовцев. В полумраке комнаты его лицо практически не было видно, только блестели мутные, болотного цвета глаза и иногда сверкали в свете лампы неровные белые зубы.
— Что… Что ты здесь делаешь?
— Волнуюсь за тебя, конечно, — Бесовцев потянулся рукой к её лицу и потрогал лоб тыльной стороной ладони. — Ты вся горишь… У тебя жар.
— Сколько времени? — спросила Ева хриплым, словно после глубокого сна, голосом.
— Половина двенадцатого.
— Чего? Ночи?
— Само собой разумеется. Скоро полночь.
— Где я? — Ева с трудом приподнялась на локтях, чтобы осмотреть комнату, но Бесовцев уложил её обратно.
— Ты не помнишь?.. — он старался говорить спокойно, но она слышала, как что-то в его голосе будто оборвалось.
— Помню, просто… Всё так похоже на мой дом там… В…
— Где, Ева?
— Ну… Там… Помнишь, ты жил напротив моего дома, там ещё был парк с озером, часовенка, набережная, манеж?
Глаза Бесовцева заблестели, но в полумраке комнаты она не увидела, что это было из-за стоящих в них слёз. Впрочем, ни одна из них так и не скатилась по его худой впалой щеке.
— Я-то помню, Ева. Другой вопрос, помнишь ли ты.
— Бесовцев? — тихо всхлипнув, позвала она. Тот обеспокоенно придвинулся. — Мне страшно… А вдруг я никогда и не выходила из палаты, и вы все мне только снитесь? А вдруг я сошла с ума?..
Бесовцев помолчал.
— Конечно, — наконец сказал он с тяжёлым вздохом. — Ну конечно, ты сошла с ума. Только безумец может дружить и с ангелами, и с демонами одновременно.