За столом мы мало говорили о ком-то, кроме меня, мне лишь удалось узнать, что у Амбер нового прибавления в семействе не было и что Элдер продолжает писать картины, но больше для собственного удовольствия.

– Где-то через год после вашего исчезновения его сиятельство написал очаровательную картину, – говорил дядюшка. – На ней он изобразил двух юных девушек. Они, держась за руки, бредут по цветущему лугу. Он удивительно точно изобразил вас с Амберли. Я имею в виду не портретное сходство, в этом графу Гендрику нет равных, но душевную близость и характеры. Амбер трогательно склонила голову вам на плечо, а вы глядите на зрителя и улыбаетесь. От всего вашего образа лучится свет, который не видишь, но прекрасно чувствуешь. Ваша же кузина тиха и мечтательна, от нее веет покоем и умиротворением. Восхитительное полотно. Я пытался купить, но Элдер отказал. Эту картину он писал для супруги, потому даже сделать копию воспротивился.

А еще его сиятельство коротко рассказал о Фьере Гарде. Он по-прежнему был на хорошем счету у своего начальства, служил в прокуратуре и вел тихую жизнь семейного человека.

– Мы порой встречаемся с ним. Его милость стал менее живым. Более деловитый и мало напоминает того барона Гарда, с которым вы дурачились в Лакасе. Впрочем, о вас отзывается с неизменной теплотой и затаенной горечью. Вы были ему дороги, дитя. Как-то Фьер назвал вас сестрой, и именно так его милость вас и воспринимает. Если вы по-прежнему доверяете ему, думаю, барон будет счастлив не только получить известие, что вы живы, но и увидеться с вами.

Да, я хотела увидеться со всеми, о ком мы говорили, но более всего желала поскорее очутиться в Тибаде и прижать к груди моих дорогих родителей, глубину переживаний которых до конца осознала лишь в тот момент, когда его сиятельство схватился за сердце. И если уж он, знавший меня близко всего несколько лет, так глубоко был потрясен моим исчезновением, что здоровье его пошатнулось, то о матушке и говорить не стоит. Для нее я была от самого рождения ее солнечным лучиком. Баронесса Тенерис любила Амберли, но дышала мной. Я всегда оставалась ее обожаемым дитя. И батюшка, он ведь тоже во мне души не чаял, хоть и держался так, как предписывали правила. Как же им было тяжело услышать горестное известие…

Признаться, в ту же минуту, как пришло осознание, пробудился и стыд. Я столько времени гнала мысли о своих родных, опасаясь боли, пока их не помнила. А они в это время страдали… И даже вернувшись, меня больше печалила разлука с супругом и новым миром, даже хотелось просто написать письмо родителям, чтобы сказать, что жива, и поскорее вернуться назад. Но и в голову не пришло, как важно им не прочитать, а увидеть и обнять. А теперь поняла и устыдилась.

Однако все эти чувства моего желания вернуться к Танияру не поколебали. Даже не вздумайте такое заподозрить. Я желала вернуться в Белый мир, в мой новый дом, но прежде отдав дань родному миру и дорогим мне людям. Потому я здесь. Белый Дух внял и открыл мне врата назад. Но я вернусь, непременно вернусь!

Однако сейчас мы вернемся не в Айдыгер, а в кабинет его сиятельства, откуда только что вышла надутая тетушка. Проводив ее взглядами, мы переглянулись и все-таки хмыкнули. Ее сиятельство была забавной в своей обиде. Впрочем, смешок не был насмешкой, лишь доброй иронией, и мы вернулись к прерванной беседе.

– Поразительно, Шанни, всё, что вы рассказываете, просто поразительно. Меня не покидает чувство, что вы рассказываете мне выдуманную историю, сказку, хоть и понимаю, что выдумывать вы не станете. И что же было дальше? Когда вы очнулись после похищения?

Я как раз дошла до своего второго похищения, когда вошла тетушка и прервала нас. Улыбнувшись, я уже хотела рассказать, как мне явился Создатель Белого мира, но из-за дверей вдруг послышался шум и чей-то спор. А потом дверь все-таки распахнулась, и в кабинет ворвался взъерошенный человек.

– Где она? И не смейте мне говорить, что ее здесь нет! Я же почувствовал, я уловил! Где? Где она?!

– Добрый вечер, господин Элькос, – улыбнулась я, глядя на мага, явно бывшего не в себе.

Когда тетушка послала за магистром после дядюшкиного приступа, того не оказалось дома. Сказали, что и вовсе собирался покинуть столицу на день-два. Его сиятельство оправился после капель, и больше приступов не было. Поэтому я решила просто дождаться, когда маг вернется, и после встретиться с ним. И вот он явился сам. Шальной, взволнованный и совершенно не в разуме.

Элькос сорвался с места. Он стремительно приблизился, схватил меня за плечи и ощупал руки до кистей. После развернул к себе спиной, снова повернул лицом и опять сжал плечи. Затем тряхнул и вдруг простонал:

– Она…

– Магистр, – осторожно позвала я, уже не зная, как реагировать на всё это представление.

Элькос отмахнулся и уселся на стул, с которого я только что поднялась. Он устало провел по лицу ладонью и шумно выдохнул, лишь после этого вновь поднялся на ноги и прижал меня к себе.

– Где же вы были, Шанриз, где вы были? – вопросил маг. – Я ведь сумел отследить точку выхода портала, я прошел в том направлении столько раз. Я искал вас, исчерпал почти все свои скопленные запасы магии, но не нашел. Никто не нашел. Ни королевский сыск, ни сыск Бегренса, когда государь затребовал у них помощи. Мы перерыли всё, всё княжество! Но вы будто в воду канули…

– Бегренс? – переспросила я. – Но с чего вы взяли, что портал вел на их земли? Я была вовсе не там.

Элькос отстранился, и я заметила, как влажно блеснули его глаза в свете свечи.