– О, я должен все это прочесть, каждое слово, не могу дождаться!

Леди Монтдор вся светилась. Как же много раз вела она своих гостей к «Страницам из нашего Индийского дневника», точно лошадей на водопой, и наблюдала, как они отворачиваются после одного вялого глотка. Никогда прежде, я думаю, никто так горячо не требовал позволения их прочитать.

– А теперь вы должны рассказать нам о своей жизни, мой дорогой мальчик, – сказала леди Монтдор. – Когда вы покинули Канаду? Ведь ваш дом в Новой Шотландии, не так ли?

– Я жил там до восемнадцати лет.

– Мы с Монтдором никогда не бывали в Канаде, в Штатах. Да, конечно, мы однажды провели месяц в Нью-Йорке и Вашингтоне и видели Ниагарский водопад, но потом вынуждены были вернуться домой, жаль, что нельзя было остаться подольше. Наши хозяева так трогательно уговаривали нас остаться, но мы с Монтдором не можем всегда поступать, как нам хочется, у нас есть обязанности. Все это было очень давно, лет двадцать пять назад, но, полагаю, Новая Шотландия не очень меняется.

– Я очень счастлив сказать, что добрая Природа позволила великому морскому туману Забвения встать между мной и Новой Шотландией, так что я едва ли помню о ней хоть что-то.

– Какой вы странный мальчик, – снисходительно промолвила леди Монтдор, но ее вполне устраивал факт существования этого морского тумана, потому что меньше всего ей хотелось бы услышать скучные воспоминания Седрика о жизни его семьи в Канаде. Бесспорно, обо всем этом гораздо лучше было забыть, и особенно о том, что у Седрика есть мать. – Итак, когда вам исполнилось восемнадцать лет, вы поехали в Европу.

– В Париж. Да, я был отправлен в Париж моим опекуном, банкиром, чтобы изучить какое-то отвратительное ремесло, совершенно не помню, какое, поскольку мне так и не пришлось его коснуться. В Париже человеку не обязательно иметь работу, потому что его друзья очень, очень добры.

– Правда? Как интересно. Мне всегда казалось, что французы так скупы.

– Определенно не по отношению к Герою. Мои потребности просты, по общему признанию, но какими бы они ни были, все они неизменно удовлетворяются.

– Каковы же ваши потребности?

– Мне нужно, чтобы меня окружала красота, красивые предметы, куда бы я ни кинул взгляд, и красивые люди, которые понимают суть Героя. И, кстати, говоря о красивых людях, тетя Соня, после обеда – драгоценности. Нет, нет, пожалуйста, не отказывайте!

– Ну, хорошо, – согласилась она, – но сейчас, Седрик, не снимете ли вы очки?

– Пожалуй, теперь смогу. Да, действительно, мне кажется, последние крупицы моей застенчивости исчезли.

Он снял очки, и его глаза, щурящиеся от света, оказались такими же большими и голубыми, как у Полли, и довольно пустыми.

Меня они сильно ошеломили, но не думаю, что Монтдоры были особенно поражены сходством, хотя леди Монтдор заметила:

– Каждый скажет, что вы Хэмптон, Седрик. Пожалуйста, сделайте так, чтобы мы никогда больше не видели этих ужасных очков.

– Моих защитных очков? Специально спроектированных для меня Ван Клифом? [68]

– Ненавижу очки, – твердо произнесла леди Монтдор.

Она послала за своей горничной, дала ей ключ от сейфа, снятый с кольца для ключей лорда Монтдора, и велела принести все шкатулки с драгоценностями. Когда обед закончился и мы, оставив лорда Монтдора за портвейном, вернулись в Длинную галерею в сопровождении Седрика (явно незнакомого с английской традицией, оставляющей мужчин в столовой после обеда), который следовал за леди Монтдор, как собачка, то обнаружили, что стол с географической картой уставлен синими бархатными футлярами, каждый из которых содержал парюру с крупными и красивыми камнями. Седрик с криком радости тотчас взялся за дело.

– Начать с того, дорогая тетя Соня, – сказал он, – что это платье не годится. Дайте взглянуть… А, да! – Он взял с фортепьяно кусок красной парчи и очень умело задрапировал ее фигуру, заколов ткань на плече громадной бриллиантовой брошью. – Есть у вас какая-нибудь косметика в этой сумке, дорогая? И гребень?

Леди Монтдор порылась в сумке и вынула дешевую губную помаду и маленький зеленый гребень с отломанным зубом.

– Скверно, скверно с вашей стороны, – приговаривал он, тщательно раскрашивая ей лицо, – слипается! Ничего, пока сойдет. Я не дергаю вас за волосы, нет? Мы должны показать скулы, они у вас такие красивые. Думаю, вам нужно найти нового парикмахера, тетя Соня… Посмотрим, что можно сделать… В любом случае это надо наверх… выше… вот так. Вы понимаете, как прическа все меняет? А теперь, миссис Уинчем, не погасите ли вы верхний свет и не принесете ли мне лампу вон с того бюро? Благодарю вас.

Он поставил лампу на пол, у ног леди Монтдор, и начал увешивать ее бриллиантами, так что парча оказалась покрыта ими до самой талии, и наконец водрузил Соне на макушку тиару из розовых бриллиантов.

– Итак, – возгласил он, – взгляните! – И подвел ее к зеркалу на стене. Она была очарована эффектом, который и впрямь был великолепен.

– Теперь моя очередь, – сказал он.

Хотя леди Монтдор казалась закованной в бриллиантовую броню, в футлярах на столах оставалось еще много крупных украшений. Седрик снял пиджак, воротничок и галстук, расстегнул рубашку и застегнул на шее большое ожерелье из бриллиантов и сапфиров, свил из другого куска парчи тюрбан, воткнул в него бриллиантовое перо и надел тюрбан на голову. Все это время он болтал без умолку.