Есть множество способов снять его с другого призывателя, но практически ни одного самому.

Меня вежливо погрузили в микроавтобус без окон и повезли не показывать достопримечательности столицы союза городов-государств. Дальше все шло ровно так, как описывал наставник.

Меня приволокли в центральный департамент на Петровку, потому что именно он занимается делами призывателей. Посадили в комнату для допросов, где по классике стоял стол, несколько неудобных стульев и одностороннее окно-зеркало.

Дальше пошли часы томительного ожидания. Обычно человека маринуют два-три часа. После времени, проведенного в одиночестве, жертва становится более разговорчивой. И тут возникла первая странность. По моим ощущениям прошло не меньше четырех часов, а ощущения меня обычно не подводили.

К концу пятого часа пришел следователь, принес стакан воды, который я не спешил пить. Это у нас добрый полицейский, получается? А в воду что подмешали, интересно?

— Эзо, — начал он, не представившись. Поставил перед собой планшет и принялся что-то в нем читать. — Прибыл сегодня в Москву через петербургские врата. Солгал таможенной службе о персональных данных. Что само по себе тянет на статью.

На этом моменте он внимательно посмотрел на меня. Дряблые щеки, поросячьи глазки и, в целом, такое лицо, что хочется брезгливо отвернуться. Он явно простой человек, длань легко убирает мелкие дефекты организма. Да и крупные тоже. Даже не развивающийся призыватель отличается крепким здоровьем и хорошим телом.

Не дождавшись никакой реакции, следователь продолжил:

— Принял участие в ежегодном турнире призывателей. Первый ранг, первый уровень, но при этом суммарный потенциал в четыре раза выше среднего. И победил без использования отпечатков. Что скажешь? Случайность? Повезло?

— Никакого везения, — усмехнулся я. — Любой бы из них мог победить, уделяя достаточно времени тренировкам.

— Второй потенциал атаки, — задумчиво произнес он. — Это, по-вашему, уровень хорошо обученного взрослого бойца — не призывателя. Не слишком ли круто для восемнадцатилетнего?

— Известны случаи, когда призыватель получал третий потенциал на первом уровне, — пожал я плечами. — Так что мои навыки довольно средние.

Тут я немного лукавил. Анима, как нечто, созданное высшими сущностями для выживания человечества, оценивала любое существо по двум параметрам. Потенциалу уничтожения и выживаемости.

Обычный безоружный человек, по мнению Анимы, имел характеристики ноль-один. То есть в бою абсолютно бесполезен и просто существует. Длань проявляется в возрасте двенадцати лет. И если усердно начать тренировать человека с этого момента, то к восемнадцати он получит оценку Анимы один-два.

А если к тренировкам добавить выживание в диких землях, включающее в себя настоящие бои с монстрами, то вполне реально довести потенциалы атаки и выживания до троек. Но будем честны, меня тренировал наставник, и он же не давал мне умереть в неравном бою.

— Но по моим ощущениям, — решил я поделиться мыслью, — московских призывателей вообще не особо тренируют.

— А смысл? — спросил следователь. — Зачем вам пахать как проклятому, если после восемнадцати можно прирезать пару тварей, получить уровень и в одно мгновение стать в разы сильней?

Оу, кажется, я слышу неприкрытую зависть. Интересная мысль. Так, значит, оценивают нас люди? А следователь явно не был призывателем, что странно. Хотя про наши особенности он был неплохо осведомлен.

В любом случае я никак не собирался комментировать его мнение и просто промолчал. Следак это понял и потому продолжил:

— Объясни мне вот что… Как такой крутой парень, — произнес он с откровенным пренебрежением, — умудрился явиться на турнир без отпечатков, да еще и с первым уровнем?

— Мне только сегодня восемнадцать исполнилось.

Думаю, он достаточно осведомлен об особенностях длани. И мне не придется разжевывать, что организм способен накапливать Аниму и поднимать уровни лишь когда окрепнет естественным путем.

— Ну и чего тогда пришел? Качался бы дальше себе в своих диких землях. Или сытой жизни захотелось?

— У меня тут дела, — ответил я. — Закончу и уберусь в свои дикие земли. Сытую жизнь ни у кого отбирать не собираюсь.

— Ты мне еще поюли тут. Какие дела могут быть у бродяги…

— Паломника, — поправил я.

— Да какая, на хрен, разница?

— Бродяги не закрывают разломы и не сражаются с монстрами.

— Кстати об этом. Отпечатков почему нет? Или будешь лапшу вешать, что ни одного разлома в глаза не видел?