Плавный, перетекающий шаг и я опять над пропастью. Огонь отразился в моих глазах и с этого момента окружающий мир перестал существовать. Все эти жадные до зрелищ зеваки стали всего лишь декорациями, несущественными деталями далёкого мира. Уже привычно отдалась во власть ощущений и начала дразнящий танец со смертью. Лёгкие, тягучие движения сменялись резкими поворотами и прогибами. Здесь, на высоте, я богиня. Это мой мир, и я готова танцевать над бездной вечно. Ничто больше не дарило того же ощущения лёгкости и свободы, ничто не спасало от съедающей изнутри черноты. Только во время коротких выступлений я забывала, для чего живу, растворяясь в пьянящем ощущении опасности. Но танец не может длиться бесконечно и я вынуждена его завершить. Последний стремительный поворот на одной ноге, прогнулась назад, касаясь рукой каната, закрыла глаза и замерла.

Мой маленький неповторимый мирок взорвался криками и аплодисментами. Волшебство разрушилось, и я стремительно покинула свою арену. Как же не хотелось расставаться с этими щекочущими нервы ощущениями, но прыжок - и я на тумбе. Лёгкий поклон, как прощание со свободой до следующего выступления.

Ронияк громогласно объявил следующий номер и про меня мгновенно забыли. Спустилась по верёвочной лестнице и, никем не замеченная, скрылась в своей повозке. Старая Вадома уже ждала меня.

– На, выпей, папуша, – ласково проговорила она, протягивая мне кружку с тёплым успокаивающим отваром. – Совсем сердечко не бережёшь, сгоришь ведь, – как и всегда ворчала цыганка, заменившая мне семью.

Моя милая, терпеливая и всепрощающая Вадома. Она одна понимала меня, но она же всё время и пыталась сдержать. Только Вадома знала мою историю, только ей я доверяла. Ведь это именно она спасла меня. В ту страшную ночь, когда я лишилась всего, судьба решила показать свой безжалостный лик на мгновение, и я смогла подняться, превозмогая боль. Никто не встретился на пути, улицы были пусты и безмолвны, даже дворовые псы не выдали моего присутствия. Город притаился после свершения кровавой мессы. Я покинула город и даже отошла на какое-то расстояние. Но силы покинули меня, я упала в высокую пыльную траву у дороги.

Не знаю, сколько я там пролежала, то приходя в себя, то вновь впадая в беспамятство. Но судьба опять проявила великодушие и меня нашла Вадома. Она отошла от становища за травами и наткнулась на меня, едва дышащую, всю в крови и грязи, с начинающими загнивать ранами. Я три недели пролежала в бреду, но старая цыганка вырвала меня из лап смерти. Она рассказывала, что я умерла, но Дэвэл услышал её молитвы и вернул мне дыхание. Так началась моя новая жизнь, жизнь среди бродячих артистов. Мне повезло попасть в один из самых успешных балаганов страны. Но главным его достоинством была сплочённость, вся труппа была одной большой дружной семьёй, которая с радостью приняла меня.

Очередной город был покорён знаменитым балаганом Ронияка и мы уезжали с приличным кушем. Теперь можно будет обновить костюмы и инвентарь. Да и лошадей придётся менять, Роста совсем стара стала, и суставы её раздулись от болезни. Мы любили своих животных, но дело есть дело, кобыла стала обузой, её продадут на скотобойню. Вадома иногда, посмеиваясь, шутила, что придёт и её час отправиться на мыловарню. Ронияк обычно отвечал: "За тебя ещё и приплачивать придётся, старая плутовка", или "Ты ещё нас всех туда проводишь". Наш хозяин тоже был обязан Вадоме жизнью, когда-то она и его выходила после пьяной драки, закончившейся ножом под рёбрами. Из Брана мы сразу отправились к торговцам, тратить заработанное. Близняшки Ирса и Ямза были сильно возбуждены перспективой набрать новых нарядов для своего танца с кинжалами и болтали без умолку, обсуждая новый номер. Булсар жаловался, что нужны новые бинты и гири, Зария, ещё одна цыганка в нашей труппе и жена Ронияка, нещадно пилила мужа по поводу нового вагончика, побольше и поудобнее. В общем, всё как всегда, громко, весело и радостно. Я не участвовала во всеобщем галдеже и меня никто не трогал. Все знали, что первые несколько часов после танца на канате, я находилась в полусонном состоянии эйфории.

Из приятной неги вырвало всего одно слово, резанувшее по душе острым клинком.

– После торга заедем в Верн, там, говорят градоначальник сменился и бродячих теперь принимают, – проговорил Ронияк, не подозревая, что значило для меня это название.

Верн - город погубивший моих родителей и только чудом не убивший меня. Вадома сжала мои похолодевшие пальцы и прошептала:

– Вот и пришло твоё время сразиться со своими демонами, папуша.

После известия о предстоящем маршруте я находилась в состоянии оцепенения и даже обновки мне выбирали Ирса с Ямзой. Они решили, что я всё ещё под впечатлением от выступления и не тревожили меня лишними вопросами, только прикидывали ткани, проверяя сочетание расцветок. Ночь прошла как в тумане, Вадома будила меня, не давая переполошить всех криками. Они уже отвыкли от моих кошмаров и было бы жестоко снова тревожить сон друзей. Уже почти год, как я перестала звать родителей и молить о пощаде во сне. И вот кошмары прошлого вернулись, открывая старые раны и вытаскивая наружу притаившиеся страхи. Завтра я вернусь туда, в город своих кошмаров. Завтра у меня будет шанс отомстить.

Под утро, когда старая цыганка задремала после бессонной ночи у моей постели, я встала и крадучись прошла к сундуку, в котором Вадома хранила самое ценное. Ключ цыганка всегда носила в большом кармане цветастого передника который сейчас висел на стуле, и достать его не составило труда. Открыла сундук, осторожно отодвинула в сторону мешочки с монистами, браслетами и прочими украшениями, которые Вадома собиралась передать мне, когда встречу мужчину, готового вести меня по жизни за руку, убрала документы и осторожно достала завёрнутую в сукно старую гриморию. Вадома никогда не позволяла мне оставаться с этой книгой наедине, потому что страшилась неведомого. Эта книга реагировала на мои прикосновения, будто оживая, и цыганка боялась, что порождённая болью чернота в моей душе откроет мне те страницы знания, которые скрыты даже от неё. Да, горожане были правы, моя мама была ведьмой, но она была светлой, и я была… Теперь я стала намного сильнее и злее, благодаря ненависти и жажде мести. Сейчас я чувствовала себя готовой свершить эту месть, и книга мне поможет.

Ткань, в которую была обёрнута гримория, нагрелась и начала потрескивать, стоило мне только взять книгу в руки. Прижимая к груди бесценный источник силы и знания побежала прочь из вагончика, ступая невесомо, как по канату. Все ещё спали, и животные, как впрочем и всегда, не выдали моего присутствия. Отбежала подальше от становища, углубляясь в редкий, ещё не распустивший окончательно густую листву, лес и остановилась только тогда, когда гримория дрогнула в руках, будто указывая нужное место. От книги исходило мягкое, обволакивающее тепло и, хотя вокруг царил предрассветный мрак, стоило убрать сукно, как по толстой кожаной поверхности гримории побежали сверкающие руны. Я так и не смогла их прочесть, иногда казалось ещё совсем немного и понимание придёт, но Вадома неизменно забирала книгу раньше, чем знание открывалось мне. Но сейчас старой цыганки нет рядом и, возможно, гримория откроет мне то, что скрыто даже от её хозяйки.