И сейчас Вадома поведёт меня в Мэрибэн, в мир мёртвых духов. А оттуда не возвращаются. По крайней мере не в своё тело! Да и попасть туда можно только умерев! А я не собираюсь умирать. Только не сейчас, в двух днях пути от Верна, от убийц моих родителей!

– Ты боишься, Амируна, – покачала головой старушка.

А по имени Вадома меня называла всего три раза за все эти годы: когда я вспомнила своё имя, когда выбрала номер, которому буду обучаться, и когда впервые встала на канат над огнём и клинками. Сейчас назвала в четвёртый раз.

– Забудь про страх, в нём твоя слабость, а тебе нужно быть сильной. Впустить тьму легко, изгнать сложнее, – говорила цыганка, присаживаясь рядом со мной и кладя гриморию мне на живот. – Мы вместе сильнее, мы справимся. И ты опять пойдёшь танцевать на своём канате, а я буду гадать доверчивым кумушкам, обещая богатого мужа и красивого любовника, – приговаривала она, отвязывая мою правую руку.

Потом положила её на раскрытую книгу, сверху уместила свою сухую, со скрюченными узловатыми пальцами ладонь, закрыла глаза, громко прошептала "Отпсирадэм" и надавила.

Я закричала от хлынувшего в меня огня.

Всё завертелось в сумасшедшем вихре, перед глазами мелькали перекошенные болью лица, с разинутыми в безмолвном крике ртами. В какой-то момент наступило облегчение, огонь изменил направление и теперь выходил из меня. А когда поток иссяк, наступила полная темнота. Только ощущение чьей-то руки, крепко сжимающей мою ладонь, не позволяло окончательно затеряться в чернильной пустоте.

"Пойдём, нам пора возвращаться" – услышала как через вату.

Это была Вадома, она потянула меня куда-то вверх, но окружающая тьма превратилась в густой кисель и начала затягивать, как болотная трясина. "Держись, папуша, не отпускай мою руку" - тихий, отдаляющийся шёпот. Я изо всех сил сжимала не по возрасту крепкую руку цыганки, но она всё равно начала выскальзывать из моих ослабевших пальцев.

"Слушай мой голос, ты найдёшь выход по моему голосу", – Отдалённый шёпот.

Ладонь Вадомы пропала и я осталась совершенно одна.

Я барахталась в чёрной, безмолвной пустоте, среди абсолютного ничто, тщетно пытаясь найти выход. Здесь не было ни времени ни направления, только я и мои мысли. Зачем искать выход? Зачем? Что меня ждёт там, в жестоком шумном мире, где правят глупость и предрассудки? Там на плечи давит тяжёлый груз потери, а здесь тихо и спокойно, ничто не тревожит и ничего не нужно. Будет лучше, если я останусь здесь.

Какой-то отдалённый шорох отвлёк от вялотекущих мыслей. Шум нарастал, окружающая вязкая темень начала мелко подрагивать и мне стало очень страшно. А что, если по мою душу пришли обитатели Мэрибэна? Может я ошиблась и безмятежность этого места только затишье перед пришествием запертых здесь духов? Шум уже перерос в оглушающий гул, а чернильная темень начала вибрировать, отдаваясь болью во всём теле.

Нарастающее напряжение разлетелось осколками, когда, перекрывая гул, пространство разрезал громкий, протяжный крик – "Закэрдём". Меня куда-то потянуло, в глаза ударил яркий свет, и я потеряла сознание.

Голову сдавливало что-то тяжёлое, перетягивающее лоб, на глаза давило что-то холодное и, кажется, круглое. И не было возможности пошевелиться, потому, что меня спеленали, как младенца. Что происходит? Почему так онемело всё тело? И кто плачет? Совсем рядом слышны отчётливые всхлипы. А в носу щекочет от запаха погребальных трав. Кто-то умер? Неужели Вадома? Запах погребального сбора становился всё навязчивее, я не удержалась и громко чихнула. Почувствовала движение воздуха, приподнятая, видимо моим чихом, ткань на лице поднялась и опала. Это была невесомая мягкая ткань, потому я и не почувствовала сразу. Кто-то завизжал, что-то загремело, послышался топот. Саван! У меня на лице саван! Это я умерла, меня оплакивают! Но я же не умерла.

– Вадома, – позвала хриплым шёпотом, голос почему-то не слушался. – Вадома, ты здесь, мами?

Мне никто не ответил, помотала головой и с глаз слетели тяжёлые монеты, но через саван всё равно невозможно было что-либо рассмотреть. Только огоньки свечей выделялись среди белёсого фона.

– Кто-нибудь?! – подбородок затрясся, как в детстве, когда было очень страшно, из глаз побежали слёзы и даже утереть их не было возможности, саван плотно стягивал тело, не давая и шанса выбраться из кокона.

– Амируна? – Полный удивления вперемешку со страхом голос Зарии.

– Зария, миленькая, освободи меня! Я живая! За что вы так со мной? Где Вадома? Как она такое допустила? – я начала дёргаться и извиваться, пытаясь вырваться из посмертных пут.

– Тихо ты, шальная! Поранишься! – прикрикнула пришедшая в себя Зария, разматывая ткань.

Я не дождалась, пока Зария до конца снимет с меня саван и, как только освободились руки, села и сама начала судорожно срывать с себя белую тонкую ткань. Когда с саваном было покончено, сдёрнула с головы медный обруч упокоения, надеваемый на покойников, чтобы их мысли не тревожили живых, и осмотрелась. Мы находились в маленьком шатре, которые устанавливают для прощания с усопшими близкими. И я здесь была не одна, с кем приходили прощаться. В метре от меня, на дощатом возвышении лежало ещё одно тело, замотанное в саван. Вадома!