Даже если кажется, что всё уже не поправимо, оно поправимо, просто не тем способом, каким ты привыкла, просто ты не видишь, как поправить.

В-третьих, и это главное, если тебе очень плохо – расслабься, сейчас не время что-то делать, сейчас время постараться выжить и меньше страдать. Когда тебя бьет током, бесполезно пытаться из этого состояния искать громоотвод. Поздно уже. Карма наступила – принимай. Ищи ресурсы, чтобы пережить ситуацию, считай часы. Жди. Скоро станет легче. Обязательно.

Но когда тебе полегчает, – а это произойдет, обязательно случится, – вот тогда, внимание, настало время для прыжка в новую реальность. Время изменений. Время новых выводов. Время перемен.

Только тебе решать, использовать ли свой шанс на этот раз.

Раньше я была уверена, что встреча с Богом – это когда-то потом, еще совсем нескоро, через много-много лет, на закате жизни, когда я уже буду шебутной старушкой с сиреневыми волосами и вдруг стану носиться по друзьям-знакомым с очередной грандиозной идеей покорить мир, выучить китайский по переписке и освоить самую нужную в мире профессию поднимателя пингвинов. Причем всё это немедленно и одновременно.

Тогда-то окружающие доброжелатели в этом самом человечном и толерантном из миров на мои вдохновленные глаза и фонтанирующие восторгами речи, вежливо и стыдливо прокашлявшись в кулачок, станут об этой скорой встрече мне намекать.

Да ладно, чего я сочиняю? Что там намекать, прямым текстом всё и скажут. У нас ведь как принято: святая обязанность родных и близких, а уж тем более далеких и малознакомых какая? Правильно, всю правду-матку – в лицо, в лицо. Прямо в широко распахнутые глаза и душу. Мы же честные, мы ж с благими намерениями. Догоним и причиним счастье. Да на полную на катушку, да в твою мечтательную улыбку – получай, фашист, гранату.

Я ж тебе, дурачку, добра хочу, поэтому сейчас глаза твои, неразумные, открою и очки твои, розовые, – неприличные, кстати, в таком преклонном возрасте – разломаю и повыдавливаю. Стеклами внутрь. Из самых лучших, естественно, побуждений. Чтоб ты наконец-то очнулся, поумнел и перестал другим, таким взрослым и серьезным, сказки рассказывать и голову морочить.

Скажут мне добрые люди, мол, хватит уже тебе, старушка, скакать шальным козликом по жизни, пора бы и о душе подумать. В церковь зачастить и к земле привыкать. Дачу, что ль, завести, как все нормальные пенсионеры, в цветочках закопаться, а лучше огурцов-помидоров внукам закатать, хоть какая-то польза от тебя и твоих идей, а не мчаться сломя голову самбу танцевать на карнавале в Бразилии. Ишь чего удумала, совсем из ума выжила на старости лет. Побойся Бога!

И, обеспокоенно нахмурившись, пальчиком у височка покрутят и головкой осуждающе покачают: «Ай-яй-яй, Наташа, как не стыдно». Ну а я чего, я же завсегда от чужого мнения зависимая была. Тут я – р-р-раз – и всё пойму. Наконец остановлюсь – и призадумаюсь. Начну в кои-то веки серьезно к своему будущему относиться, ответственно готовиться к этой самой главной встрече. Поститься, молиться и жизни так бессовестно и откровенно не радоваться.

Хотя чего его ждать, этого преклонного возраста? Я уже сейчас, слушая просветленных гуру всех мастей, прежде всего должна была усвоить: главное, что у меня должно быть, сегодня и всегда, – это готовность к встрече с Создателем. Стопроцентная! Ну, конечно, и мысли только благостные, и юбка подлиннее, и лифчик не в кружавчики, а то вдруг кирпич на голову – пять минут – и я уже перед Богом. Да в таком неприличном виде. С такими мыслями и такими кружавчиками. Упс.

Конечно, шутки шутками, но я раньше и правда была убеждена, что путь к Богу – это длинная дорога, полная препятствий и несчастий: быстрых рек, густых лесов и опасных обрывов. Путь длиною в жизнь. А в конце него, если, конечно, вообще повезет дойти, на высокой белой вершине меня встретит величественный и мудрый седовласый старец, который всё знает и всё видит, который терпеливо ждет, который любит и примет такую, какая есть. Дальше… дальше мысли останавливались.

Главное, что всё это будет гораздо позже, а пока я иду, медленно и упорно стираю медный посох и топчу железные сапоги, на кону стоят и животрепещут гораздо более земные и насущные вещи.

И нет большой беды, что они занимают всё моё время и внимание. Всё верно, правильно и так, как и должно быть, ведь мне прежде всего надо дойти. Не сорваться в овраг и не умереть от голода в диком лесу. Всему свое время: время разбрасывать камни и время их собирать.

Так думала я раньше, и как же я ошибалась!

Потому что сейчас я встречаюсь с Богом каждый день. Даже по нескольку раз в день, если повезет быть открытой настолько, чтобы пережить эту встречу как Встречу, а не плутать где-то неосознанно и бесполезно в путающихся мыслях между болящим прошлым и пугающим будущим. Если хватает сил и доверия, встреча с Богом происходит прямо здесь и сейчас. Мне даже не нужно для этого получать кирпичом по голове.

Я вижу и чувствую присутствие Бога во всём. В ухоженных дорожках мокрого осеннего парка и в уютно прилегшем прямо на скамейку пьяненьком мужичке. В неожиданно все-таки выпавшем в конце ноября снеге, в одолевшем меня на фоне всеобщей серости и уныния энтузиазме написать этот текст. В привычно хорошем и необычно плохом.

Когда-то в Библии я вычитала «Дух дышит, где хочет». Тогда я уцепилась за эту фразу в своем фильме о малой вымирающей народности Севера, пытаясь примирить официальное православие и вепсские традиции бытового шаманизма и как-то защитить право вепсов поклоняться деревьям, камням, духам места и стихий, строить церкви в лесу. Верить так, как они хотят.