Шрифт:
И тут вмешивается бывший парень героини, пытаясь убить главного героя. Я хорошо помню это место со своего первого полноценного рабочего дня на площадке. Вот Али бежит по дорожке вдоль берега моря, изображая утреннюю пробежку. Вот злодей выскакивает из укрытия и стреляет в главного героя. Из «ран» начинают вытекать струйки «крови». Всё выглядит так натурально, что я хватаюсь за руки Алихана и с трудом разжимаю пальцы, когда серия заканчивается на том, что изломанное тело героя лежит на дорожке.
– - Ты не боялся, что пули могут оказаться настоящими? – догоняет меня запоздалый страх.
Али пожимает плечами.
– - Зато какой был бы промоушен сериалу, а? – сморщивает нос он.
В последних эпизодах герой Али лежит в коме, и героиня страдает возле его кровати.
– - Было тяжело отаваться неподвижным. Иногда мне ужасно хотелось чихнуть из-за духов Фериде. Особенно когда она должна была целовать и обнимать меня, -- вдруг признаётся Малахитовые глаза, подпихивая меня плечом. Но мне как-то невесело. Я знаю, что сериал закончится смертью главного героя, но почему?
Героиня Фериде бьётся в истерике возле лежащего в коме любимого. Врачи сказали, что мозг умер и мужчина никогда не придёт в сознание. Вдруг ей становится плохо, она падает в обморок и тоже оказывается на больничной койке. Если не найдут донорское сердце в ближайшие часы, она умрёт. Я залезаю за Алихана, вцепляюсь в его бока, и последние минуты досматриваю, выглядывая из-за широкой спины.
Родители главного героя решают отключить сына от аппарата жизнеобеспечения, а сердце отдать для пересадки его любимой. Так он он будет жить в ней, а они смогут утешать себя тем, что сын погиб ради великой цели. Конец!
– - Да что с вами такое, нелюди! Как можно снимать подобные вещи! – ору я, заливаясь слезами. – Немедленно рассказывай, что это был чей-то дурацкий сон и вы скоро приступите к третьему сезону!
Алихан делает смущённое лицо, и я возмущаюсь ещё больше.
– - Кому пришло в голову создавать такие сюжеты?
– - Вообще-то, сценарий основан на книге очень популярного турецкого писателя.
– - Так все были в курсе того, чем эта история закончится? – я просто в шоке. Эти турки какие-то сумасшедшие.
– - Мы очень любим погрустить, Снег, -- улыбается Алихан, сцеловывая мои слёзы. – Самую сладкую пахлаву мы запиваем горьким чаем, чтобы полнее чувствовать вкус. Меланхолия – в нашей крови. Ты ведь слушаешь наши песни? Почти все о несчастной любви. А знаешь, какое самое красивое слово в турецком языке? «Якамоз» -- отражение луны на водной глади. Это же поэзия. И печаль.
– - Это так разочаровывает, Али. Как же верить тогда в счастье в жизни?
– - Мы верим. Но и в печали видим свою красоту.
Он нежно стирает мои слёзы.
– - Грустить иногда хорошо, Снег. После неё радость будет ещё слаще. И эту правду он показывает следующую половину ночи. ***
В один из дней, когда Али уехал по своим делам, мы с Давутом всё-таки посещаем «Цистерну Базилику» -- подземное водохранилище, построенное во времена римской империи. Смешно, что парень никогда не был там, да ещё упирался, когда я решила взять его с собой.
– - Неохота было ходить из-за туристов, -- пожимает плечами он.
Мы бросаем с ним монетки к голове Медузы, -- обломку статуи из греческого храма её имени, которая здесь служит опорой, поддерживая сводчатый потолок. Заглядываем в жуткий чёрный бассейн, населённый карпами. Глядя на высокие колонны, рядами уходящие вдаль, я думаю, что это место очень похоже на Морию из «Властелина колец» и делюсь мыслью с Давутом. Не сговариваясь, мы ускоряем шаг и выходим на поверхность.
– - Ойй, жуть! – говорю я и парень согласно кивает.
– - Давай завтра съездим в музей транспорта Рахми Коча, -- предлагает мне Давут по дороге домой. – Там есть летающая машина из «Гарри Поттера»! И настоящая подводная лодка! И поезда! Самолёты!
– - Ух ты, конечно! – с энтузиазмом соглашаюсь я.
Когда мы подъезжаем к подъездной площадке у дому Алихана, там, преграждая въезд в гараж, стоит огромный хищный «Мерседес».
– - Отец пожаловал, -- говорит Давут, как-то съёживаясь на глазах.
Глава тридцатая
Мы тихонько входим в дом, как нашкодившие котята и идём на голоса. Чем ближе я подхожу к залу, тем громче они раздаются. Когда мы с Давутом входим в комнату, то видим, что Алихан и его отец стоят друг напротив друга, взъерошенные, напряженные. От обоих исходят волны агрессии.