Но никакие слова, никакие заверения не смогут перекроить мою разорванную душу.

— Почему? — зачем ему жена, которой он изменяет? Для чего в его жизни такая маленькая деталь, как я? Ведь проще, если я уйду. Мне не нужно ничего. Всё, что мог, он уже дал и отобрал. Мою жизнь.

— Потому что я люблю тебя…

Апрельская ночь пахнет выхлопными газами машин и сырой землёй. Слишком жирной, напоенной талыми дождями и весенней водой. Она пропитала пальто, сапожки, волосы, и они пахнуть стали почему-то озёрной тиной. И во всей красоте и чудовищности этой ночи мой голос звенит слишком остро, раздирая слух:

— Любишь? — шаг к мужу, со скованными мышцами, с болью и страхом. — Любовь эта толкнула тебя в постель с моей подругой?

Я неотрывно наблюдаю за его лицом. За тем, как Макар стискивает зубы. Как перекатываются желваки. Как дёргается кадык под излишне тугим воротничком рубашки-поло, что видна в распахнутом вороте пальто.

— Эта твоя любовь заставила спать со шлюхами на нашей постели? — впервые на своей памяти я позволяю себе истеричные крики. И вместе с ними словно утекает часть боли, которую я сдерживала сегодня, которая разрывала меня.

Каждую годовщину брака Макар говорил мне новое признание в любви, и в каждом звучало, что он не предаст. И сколько теперь клятв нарушено было?

— Ты действительно считаешь, что после того, что я увидела, как ты своим членом тыкаешь в другую женщину, мне важна твоя любовь? — голосом ночи шелестит моя речь, и мне бы прекратить монолог, но желание оказаться услышанной, принятой, не отпускает, и я просто слова складываю в предложения, чтобы Макар почувствовал, как сегодня я умерла.

И смерть моя мучительная, долгая. Растянутая на года.

Агония.

Помешательство.

И нет для неё конца и края, ведь каждым своим словом Макар продлевает эти мгновения. И своим присутствием тоже.

Если я останусь. Плюну на боль, гордость, обиду, я всё равно буду умирать. Только рядом с ним. И от яда недоверия.

А я хочу жизнь.

Не просто так хочу.

Я хочу, чтобы он вернул мне всё моё: чувства, эмоции и целую жизнь, которую я заново должна строить из руин. На пепелище.

— Это твоя любовь нашептала тебе об измене?

Макар качает головой. Он прячет свои тёмные глаза, потому что, наверно, не до конца прогнил, и ему стыдно. Но ведь не больно.

У меня в голове так много мыслей, слов, что я тороплюсь, боюсь что-то забыть или неправильно выразить, и от этого цепляюсь руками за отвороты его пальто, приближаюсь в это время для нас непозволительно близко и могу ощутить сквозь одежду его тепло.

— А может, любовь толкнула на предательство? — я пытаюсь заглянуть мужу… чёрт! Бывшему мужу в глаза, и не получается. Он всегда отводит взгляд. Он всё равно, даже в момент, когда терять уже нечего, продолжает лгать.

— Это сложно, Полин…

Он так редко называет меня полным именем, не сокращая, что я пытаюсь отпрянуть, отодвинуться, но тяжёлые руки обвивают мою талию и прижимают.

— Сложно? — с хрипом спрашиваю. — Раз сложно, зачем продолжал? Что тебя толкнуло на измену?

— Ты…

— Да, обвиняй во всём меня, — зло бросила я, понимая, что сейчас снова на меня выльется ведро грязи.

— Нет, не обвиняю, — печально. — Просто подумай. Если ты весь наш брак была жертвой, то я — насильником.

Глава 12

— Последние года при одной мысли о постели меня трясти начинало… — у Макара побледнели губы и срывалось дыхание, а я стояла почти мёртвая. Его слова, словно плохо заточенный нож, прорезали во мне вину.

На улице стало как-то особенно тихо. С примесью звенящей пустоты, которая обступала нас со всех сторон, а я даже не могла разорвать эти лживые объятия с мужем, потому что он держал. Сдавливал мне талию своими руками.

— Я никогда не забуду, как ты в первую брачную ночь заперлась в ванне и ревела…

Я прикрыла глаза, чтобы воспроизвести в голове то событие.

— Я сделал тебе больно? — его голос сейчас особенно сильно проходился как лезвие по моим воспоминаниям и ощущениям. — Нет. Ты хотела этого. Я знал, что ты физически этого хотела. Но потом плакала. И тебе не принесла ночь удовольствия. Я не старался?

Он старался. Это самое романтичное событие жизни, когда в густом аромате первой ночи смешивалась ласка, нежность, прикосновения, которые оставляли следы памяти на теле. Макар был медлительным, аккуратным. И целовал везде, где мог дотянуться. И это меня смущало безумно сильно, поэтому я не целовала его вообще. Я закрывалась, обхватывала себя руками. И его губы на моих коленях, на животе…