– Камилла, ты заболела?
– под маминым весом прогнулся матрас, она присела возле меня, прикладывая теплую сухую ладонь ко лбу. С губ сорвался тихий стон, мне не хотелось шевелиться, а мама заставляла, пытаясь повернуть меня на спину. – У тебя жар, - обеспокоенность в голосе разлилась теплом в душе. Даже если ты взрослая девушка, давно уже не ребенок, все равно приятно ощущать заботу, любовь, волнения родителей о тебе. По щеке покатилась одинокая слеза, мне было плохо, но безумно приятно, что мама рядом, что никогда не оставит.

– Пить, - простонав, попросила я, прежде чем мама покинула спальню.

– Сейчас, - с маминых рук я выпила полкружки воды. Горло болело нещадно, я с трудом глотала. Выпила бы еще, но из-за боли не смогла. Молча отодвинула от лица кружку.

День прошел, как в тумане. Я знаю, что мама не пустила ко мне Бессонова, хотя он просил разрешения со мной посидеть. В таком виде я точно не хотела бы, чтобы он меня видел. Видимо, мама об этом догадалась. Папа присматривал за братьями, часто поднимался ко мне в спальню, сидел рядом держа за руку. Мама боялась оставлять меня без присмотра. Температура была высокая, лекарство, которое я приняла, сбило лишь на несколько делений. Холодные компрессы на голове совсем ненадолго приносили облегчение. Я вообще плохо переносила температуру выше тридцати девяти.

Мама позвонила Азамату. Пусть мне уже восемнадцать, но он не перестал быть моим заботливым доктором. Я не стеснялась, когда он меня слушал, делал укол, чтобы сбить температуру. К нему я привыкла с детства.

Нужно было ехать в клинику делать рентген. Папа носил меня на руках, как в детстве, хотя я могла бы сама дойти до машины. Хорошо, что у меня такой сильный родитель.

За день до болезни я ела мороженое. Возможно, уже начинала заболевать, потому что горло вчера немного першило, а тут еще холодный душ, о котором я никому не рассказала. С воспалением легких меня хотели положить в больницу, но я просила папу забрать меня домой. По щекам покатились слезы. В детстве я нередко болела, но всегда дома, под присмотром мамы. Она лучше любой медсестры соблюдала все рекомендации. Азамат это знал, поэтому особо не настаивал. Обещал заезжать к нам, отслеживать мое состояние. Выписал целый список лекарств, куда в обязательном порядке входили уколы. Давно мне их не ставили, но я помню, что несколько лет назад курс антибиотиков отпечатался синяками на моих ягодицах. Потом недели две сидеть было больно.

– Завтра я на работу не выйду, нужно предупредить Сергея Эдуардовича, - обратилась к Азамату, когда мы вышли из клиники. Голос хрипел, слова можно было разобрать с трудом, но он понял, повторять не пришлось.

– Две недели, как минимум на больничном. Потом желательно отдохнуть, набраться сил и восстановиться, - это уже глядя на отца. Папа лишь кивнул, соглашаясь с другом. – Постельный режим, Ками, - строго напомнил, прежде чем сесть в свою машину. – Не будешь лежать, заберу в больницу.

– Буду, - пообещала я.

Укол подействовал. Температура спала до тридцати восьми. В машине я успела поспать. Когда вернулась домой, у нас в гостях сидел Ванька. Друга я в отличие от Бессонова не стеснялась, мне было все равно, как я выгляжу. Синяки под глазами, волосы не уложены, лицо помятое…

Папа передал маме пакет с лекарствами и рекомендации, о постельном режиме устно.

– Азамат сказал, звони ему в любое время.

– Хорошо, - пробегая взглядом по листкам с назначениями.
– Погрею тебе бульон, нужно поесть, - мама поспешила на кухню. Я села на диван, обняв декоративную подушку.

В гостиную ворвался Давид, позвал папу в сад, они с Алексом нашли ежа и хотели его забрать в дом. Нужно было спасть ежа от моих братьев.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Ванька.

– Нормально, - о своем диагнозе говорить не хотелось. Он ведь и так все знал, мама наверняка уже рассказала.

– Лева…

– Вань, не надо, - перебила его, как только он упомянул имя Бессонова. – Я не хочу ничего слышать о нем.

– Что случилось? – напрягся Ванька.

– Ничего не случилось. У меня на жизнь много планов, в ближайшие лет пять я не планирую никаких отношений. Буду учиться и взрослеть, - невесело прохрипев, я поднялась с дивана. Бессонов меня ждать не станет. Пусть живет своей взрослой жизнью, а я буду жить своей. – Вань, мне прописали постельный режим, извини, я пойду, лягу.

Глава 47

Лева

Глубокая затяжка. Забиваю легкие дымом, до легкой тошноты, подступающей к горлу. Вторая пачка за день. Я никогда столько не курил! Да я вообще почти не курил, но видимо скоро конкретно подсяду.

Спиной чувствую на себе взгляд, но не оборачиваюсь. Мама. Переживает, беспокоится. Замечает все. Особо не скрываю, не выходит. Я как зверь в клетке, места себе не нахожу. Нервы натянуты до предела. Сбросить напряжение не вышло, даже двухчасовая тренировка не помогла. Не люблю хаос в башке. Поток мыслей, приправленный эмоциями, ни к чему не приводит.

Возвращаюсь в дом, ловлю на себе тревожный взгляд матери, свой отвожу в сторону. Никто не решается со мной заговорить второй день, хотя все всё понимают. Дают самому переварить, потом начнут предлагать ненавязчивую поддержку.

Хороший секс отлично прочищает мозг. Еще пару месяцев назад, я не посмотрел бы на свои чувства. Тогда я еще не попробовал свою девочку. Только догадывался, что она во всем для меня идеальная: ее вкус, ее отклик, ее стоны, запах, чистота. Никого кроме нее не хочу. Заменять чистый кайф суррогатом?