Бармен, увидев расположение Егеря, тут же сел на рядом стоящий стул. Мебель, на удивление, даже не скрипнула от его внушительных габаритов. Уцепившись взглядом за единственный огурец, одиноко дрейфующий в рассоле, Живик взял банку и, приложив немалые усилия, выловил овощ одними только пальцами.

— Ну, дорогой, не утомляй меня своим молчанием, — весело начал он, — расскажи где ты столько пропадал? Мы тебя совсем потеряли после той неудачной попытки прорвать периметр!

Егерь, заметно помрачнев, сделал пару больших глотков из кружки, а Даня с любопытством взглянул на кавказца.

— Живик, друг мой, много дерьма потом случилось. Вот я его и разгребал.

Грузин сплел пальцы на животе и откинулся на спинку стула.

— Твоя краткость всегда поражала мой зажиревший ум, как говорится: редко, но метко! Ну раз не хочешь говорить о прошлых своих заслугах, может хоть скажешь, что за чудный малый сейчас пьет с тобой пивко?

Даня, поймав на себе взгляд ухмыляющегося грузина, тут же отставил пойло.

— Не стесняйся, салага, друг моего друга — мой друг.

— Скажем так, это мой спутник, — спокойно ответил кавказец. — Большего знать не нужно.

— Ну, ладно, ладно. Вечно ты хмурый, как туча! О, иди сюда, дружище!

Живик обращался к спокойно сидящему рядом с Егерем, Зевсу. Услышав зазывания грузина, полуволк только опустил голову на бок, будто бы говоря: «Шел бы ты своей дорогой, человек».

— И ты, Зевс, тоже в папашу пошел, давно ведь знаемся! — развел плечами Живик, но, поняв, что полуволк не подойдет, вздохнул.

— Так, — начал Егерь, затягивая сигарету, — денег у меня пока нет, Живик.

— Ну так, откуда им взяться? — улыбнулся бармен. — Не переживай, запишу.

— Вот и отлично. Там рубля три вышло где-то?

Грузин кивнул.

Только вот Даня совсем не понимал и даже осознать не мог, что такое рубль, деньги и прилагаемые к ним операции. В пункте все держалось на бартере и честном слове, а потому ни о каких финансах речи и не шло.

— Это, Дань, — Егерь одним ловким движением вынул из крохотного кармана на фартуке Живика блестящую алюминиевую монетку, — один рубль.

Грузин, конечно, возмутился, но ничего не сказал.

На белом фоне металла красовалась узорчатая цифра один, перевернув которую, возникли и красивые, элегантные крылья, заслонившие собой весь фон.

— На это, разве что, кружку пива да котлет с гарниром купишь. Есть два рубля одной монетой, три, четыре и пять. Как видишь, на три можно неплохо пожевать, а на двадцать можно такую пьянку устроить, что мама не горюй. Эти монетки в целом представляют из себя деньги, которые здесь в ходу даже больше бартера. С ними нет возни, как с оружием или какой другой приблудой, расплатился этим крошечным рублем — и никакой мороки. Везде здесь используется.

Даня, смотря на эту блестяшку, послушно кивнул. Егерь тем временем, вернул монету Живику.

Тот быстро спрятал рубль, а потом как ни в чем не бывало заулыбался.

Даня глянул на часы. Стрелка показывала ровно половину первого ночи. И как только пацан увидел время, тело его едва не грохнулось. Мышцы тихонечко заныли, словно бы по щелчку пальца, а открывать глаз с каждым разом стало все тяжелей.

Горец почти сразу заметил, как алкоголь разморил юнца.

— Э, нет парень, так не пойдет, — тормошил кавказец Даню, — я тебя тащить никуда не собираюсь.

Малец продрал сонный глаз и вопрошающе уставился на Егеря.

— Так, значит, иди вон туда, — кавказец ткнул пальцем в дверь, что была за спиной Живика. — Там пройдешь до двадцать третьего номера, откроешь вот этим.

Перевозчик отдал Дане небольшого размера зубастый ключ, к которому была привязана бирка с названным номером.

— А ты? — медленно привстав, еле пошатываясь, спросил Даня.

— А я еще посижу, дела есть, — ответил кавказец, посматривая в сторону бара.

— Ну, ладно… Спокойной ночи…

— Да, отдохни хорошенько.

Парень встал и, немного пошатываясь и зевая, поплелся спать.

Когда Даня скрылся, перевозчик что-то нашептал Живику на ухо.

Грузин сразу помрачнел, быстро поднялся и скрылся за стойкой. Через пару минут, вернулся, достав со склада пузырь водки.

— Вот твой напиток. — он уставил на стойку пойло, три стакана башенкой и столько же кусков черного хлеба.

— Спасибо, Живик, до завтра. — сухо ответил кавказец, тут же удалившись.

Он тихо побрел в комнату, а за ним юркнул и полуволк.

Закрыв за собой дверь с табличкой двадцать пять, он сел к столику у окна, где почти не было слышно шума из бара. Оттуда открывался хороший вид на улицу.