— Если они будут появляться, то я буду возвращаться к этому.

— И ты считаешь это правильным? — спросила она мягким голосом. — Жить ради других.

— Да, — не раздумывая, ответил я. Ни секунды не сомневался.

Но словно Наталиэль сомневалась. Я невольно посмотрел на неё.

— Ты отличный брат. Лучший из всех, о ком мне приходилось слышать, — посмотрела она на меня. — Я даже не понимаю, чем заслужила такого.

— Разве это не значит быть семьёй? Или… ты хочешь сказать, что я не прав?

Но она лишь улыбалась. Слабо, с каким-то сожалением и тоской.

— Я помню, когда ты был маленьким, мы с сестрой обожали тебя одевать в разные наряды. Ты был словно большая живая кукла. Я помню, как ты подрос и стал на нас злиться из-за этого. Начал показывать своё «Я». И мы ругались с тобой, думали, что ты не ценишь нашу заботу. Даже сейчас мы иногда… часто перегибаем палку. Не понимаем, что есть кое-что другое, помимо семьи. Кое-что очень важное. Настолько, что может посоревноваться с самой семьёй.

— И что же? — слегка заинтригованно спросил я.

— Ты сам, — Наталиэль слезла с кровати и села напротив меня на колени, чтоб наш взгляд был на одном уровне. — Ты сам, Нурдаулет. То, что ты чувствуешь. То, что хочешь. Твоя личность. Твоя жизнь…

— О чём ты?

— Когда я была маленькой, меня хотели отдать в музыкальную школу. Мама и папа считали, что это будет лучшим для меня выбором в то время, как Натали хотели отправить в художественную школу. Я вместе с ней устроила скандал. Мы плакали, кричали, не давали сдвинуть нас с места, за что получили наказание, — она разулыбалась, вспоминая детство. — Нас обеих отправили в художественную. Мы отстояли своё право самим решать, чего мы действительно хотим.

— Может они лучше знали, что для вас хорошо, — заметил я.

— Так думают все взрослые, не замечая чувств ребёнка. Но никто не должен жить только ради других. Не должен оправдывать их желания, при этом наплевав на свои. Я это к тому, что нельзя вечно рисковать ради других, посвящать себя только семье.

— Бред какой-то… — пробормотал я. — Мы же семья, Наталиэль. Мы должны заботиться о друг друге, помогать и так далее.

— Это и так, и не так.

— Я не пойму, всё же так или не так? — усмехнулся я.

— Это прекрасно, всё, что ты говоришь, но… У тебя есть и своя жизнь. Если кто-то из нас споткнётся, ты поможешь, если кто-то будет тонуть, ты прыгнешь за ним в воду, но… нельзя отказываться от собственной жизни. Есть ты, есть твои желания, твои цели, твои стремления, которые нельзя бросать только из-за семьи.

— Ты не права, — покачал я головой. — Иногда приходится отказываться от чего-то ради семьи.

— От чего-то. Но не от всего. Наши родители вбили нам в голову безусловную любовь. Вбили, что семья является всем, центром вселенной, и тем, ради чего надо жить. Но это не совсем так. У каждого из нас свой путь, своя жизнь и своя судьба.

— Ты хочешь сказать…

— Если мне суждено прожить всего несколько месяцев, то пусть оно так и будет. Но ты не должен ставить на кон собственную жизнь ради моей.

— Это бред, — пробормотал я. — Мы семья.

Для меня это было как удар по вере, по самому стержню, вокруг которого строится моё мировоззрение и восприятие мира. Наверное, так чувствуют себя верующие, когда им заявляют, что научно доказали отсутствие бога. Для меня истиной в последней инстанции являлось то, что я должен делать всё, что в моих силах, ради семьи.

Но Наталиэль была иного мнения.

— Да, но… это не значит жертвовать собой ради меня.

— Я не жертвую.

— Семья, семья, семья… Ты выглядишь как помешанный, Нурдаулет. Это всё отец и мать, они вбили тебе это. Они хотели донести, что семья — это самое важное, что надо всегда приходить на помощь и любить их такими, какие они есть. Но не жертвовать самим собой, своим будущим, своей жизнью ради семьи. Ведь у тебя есть своя жизнь.

— Некоторые отдают жизнь ради семьи.

— Не передёргивай смысл, Нурдаулет, пожалуйста. Не надо пытаться исковеркать мысль или играть словами. Есть жизнь семьи, а есть жизнь твоя. Ты не должен уничтожать свою жизнь ради жизни семьи.

— Натали делает то же самое! — махнул я рукой на дверь. — Она тоже делает это, но ей ты ничего не говоришь.

— Она не рискует не вернуться домой или сломать себе жизнь за решёткой.

— А родители? Они тоже ломают себе жизнь? — воскликнул я.

— Они работают как проклятые, потому что мы их дети. Такова родительская любовь, безответная и бесконечная. Это естественно, любить детей сильнее, чем что-либо. Потому что мы их жизнь, — улыбнулась она. — Их жизнь и жизнь нашей семьи — одно и то же. Но ты… ты наш брат. Ты не обязан идти на подобное. У тебя есть своя жизнь. Своё будущее…