Мыслей в голове уже не было, остались только непрерывные стоны с беспорядочными неразборчивыми мольбами и дикое, сводящее с ума желание чего-нибудь большего: непонятно чего, но чтобы поскорей уже дальше. Смутно осознавалось, что её бережно, но очень быстро освобождают от остатков одежды: брюки, потом трусики. Босоножек, кажется, уже в машине не было. И только раздев её полностью, Рустам распрямился, встав возле кровати, и медленно стянул с себя рубашку-поло.

Здесь, в полутьме, разгоняемой только приглушённым светом ночника, неизвестно когда включённого, его фигура воспринималась ещё более мощной и подавляющей, чем при свете. Вот только Элькино внимание занимало вовсе не это — взгляд не мог оторваться от совершенства открывшегося ей тела. Крепкие мышцы — не прям чрезмерно накачанные (как у бодибилдеров тех же), но твёрдые, она это пальцами помнила, — красиво выделялись на руках и торсе, смуглая кожа слегка поблёскивала капельками пота и почти везде была лишена растительности. Разве что на предплечьях, да ещё узкая дорожка, убегающая от пупка под пояс джинсов. Фантазии разыграться не дали: быстро избавившись от остатков одежды, Рустам замер, давая себя рассмотреть, красуясь.

О да, ему вполне было чем — и красоваться, и гордиться. Таких мужчин Эля только на картинках журналов и видела! Но как бы ни было великолепно демонстрируемое ей тело, дыхание перехватывало, а в душе росло желание удрать. Или хотя бы прикрыться. Потому что покачивающаяся, «смотрящая» прямо на неё (ладно, чуть вверх) «гордость»… внушала. Не столько толстый, сколько длинный, увитый венками ровный ствол гипнотизировал. Или он не кажется толстым в сравнении с длиной? В голову полезли панические мысли, что «оно же не влезет!». И сразу следом: «Разорвёт!». Стало очень страшно.

Эля судорожно вздохнула и подняла на Рустама взгляд.

— Я… Рустааам… У меня…

Очень содержательно, конечно, но отброшенная было стыдливость вернулась как-то вдруг и сразу. И да, признаваться в девственности перед готовым к сексу мужиком, когда сама в чём мать родила лежишь на кровати (именно такой здоровенной, как она и думала!) — вот прям самое удачное время!

Взгляд мужчины вспыхнул, но сразу смягчился. Он осторожно и медленно двинулся к ней, словно стараясь не пугать, присел на край кровати, погладил ладонью по щеке, обвёл пальцами подбородок и губы. Дальше ладонь скользнула по шее и замерла наконец на груди, легонько сжимая и в то же время мягко поглаживая.

— Тише, не волнуйся, маленькая, я понял, что у тебя никого ещё не было. Не бойся, я буду нежным и осторожным.

А у самого пальцы чуть подрагивают, и дышит часто. Но держит себя в руках. Эля мысленно возблагодарила бога и все прочие высшие силы, что на её пути встретился именно Рустам, что он станет первым, хотя она пока отчаянно не представляла, как это будет. Но! Он взрослый и опытный, и не набрасывается, продавливая своё желание через её сопротивление. Заботливый. Уж всяко знает, что и как делать.

Впору бы расчувствоваться, но ей не дали. Миг, и сидящий рядом любовник вдруг как-то разом оказывается сверху. Снова коленями разводит её ноги и… Чувствовать обнажённую плоть обнажённой же кожей совсем не то же самое, что через одежду. Даже и близко не оно. Если недавно эмоции и так зашкаливали, то сейчас казалось, что член, касающийся пульсирующего от возбуждения клитора, натурально раскалён и каменно-твёрд.

А потом страх снова отошёл на задний план, потому что Рустам умелыми ласками по новой распалял тело, заставляя потеряться в ощущениях. И лишь когда на нежные складочки надавило горячее и округлое, до сознания достучалась мысль: чёткость восприятия, конечно, у неё сейчас так себе, но треска разрываемой упаковки презерватива Элька точно не слышала! Про беременность она не переживала — не с её проблемами залететь с первого раза. А вот страшилки про всякую заразу разом всплыли в памяти и не то чтобы сбили возбуждение, но напрячься заставили. Эля упёрлась ладошками в плечи Рустама и, добившись, чтобы вот-вот уже почти любовник посмотрел на неё, возмущённо выдохнула:

— А как же презерватив?!

Мужчина фыркнул и прижался лбом к её лбу. Но ответ прозвучал невозмутимо и уверенно:

— Я чист. А у тебя ещё никого не было. Забеременеть от меня тоже… непросто.

И вот почему-то поверилось Рустаму безоговорочно, что чист и ничем не заразит. Глупо? Однозначно. Только Эля ничего с этой своей верой сделать не могла, да и не хотела в данный момент. Она выдохнула и расслабилась, тут же получив в губы жаркий поцелуй. И лишь в следующий момент, когда в неё медленно, но настойчиво начало проникать нечто большое и горячее, твёрдое и одновременно трепетное, поняла, в чём смысл этого поцелуя: тот не давал заорать в голос — как бы ни было возбуждено тело, всё же член у Рустама далеко не мелкий, и даже не средний.

Было больно. Не то чтобы прям очень, но неприятно и странно, давление всё нарастало, продвигаясь внутрь, заполняя, вызывая желание выкарабкаться из-под мужчины, прекратить, но… Твёрдые губы не отрывались от её рта, язык вылизывал тот изнутри, всё крупное тело как-то окружало её, сжимало, вдавливало в кровать, не оставляя возможности отстраниться, пальцы одной руки обхватывали за плечи, пресекая попытки побега, а второй — в нарастающем ритме тёрли клитор, отвлекая от неприятных ощущений. И у них получалось, кстати.

Эля только-только немного расслабилась и начала думать, что, вроде бы, кажется, уже всё, как Рустам разорвал поцелуй, приподняв голову, обнял за плечи второй рукой и выдохнул:

— Потерпи немножко, малышка, сейчас…

Она даже не успела спросить, что именно «сейчас», как мужчина резко двинул бёдрами и низ живота пронзила резкая боль. Мамочка! Вопль сорвался с губ, но вышел коротким, потому что Рустам снова накрыл её рот губами, а потом, находясь глубоко внутри (господи, как же глубоко: болезненная пульсация ощущалась едва ли не в центре живота, хоть Элька и понимала, что это физически невозможно), замер, прекратив движения, зато начал покрывать её лицо мелкими частыми поцелуями.