Чародей осмотрелся вторым зрением и сразу заметил ауру то ли спящего, то ли просто лежащего у стены нищего. Отличная компания, подумал он. Главное, не соглашаться на вежливое предложение отведать сивушного самогона. Как там было в той песне?..

Он шагнул по неровному земляному полу. Под ногой зазвенели и загремели пустые бутылки.

— Ну ты хоть посвети, что ли? — заворчал сзади Бруно. — Я ж не вы, не вижу ничерта!

Ротерблиц глянул на него через плечо и зажег на пальцах слабый огонь, гася второе зрение. Тратить последние силы не хотелось вовсе, но вести Бруно за ручку, рискуя самому провалиться в яму или расшибить без того уже пострадавший лоб, было попросту нецелесообразно.

Чародей прищурился с непривычки, повернул голову и вытянулся, ударившись макушкой об потолок.

На земле валялся беглый писарь. Связанный чем-то в лодыжках и в запястьях рук за спиной. Во рту был кляп, Ротерблиц надеялся, что из грязного носка. И валялся у ног сидевшего на старом ящике сигийца. Попыток к побегу, странное дело, не предпринимал, валялся более чем смирно и покорно, несмотря на то, что глаза Финстера были закрыты. Поднял веки, лишь когда Ротерблиц внимательно присмотрелся к нему, и уставился на чародея в ответ.

— Как ты здесь оказался? — спросил пиромант, брезгливо пнув пустую бутылку.

Их тут было множество, видимо, подвал непроизвольно взял на себя обязанности не только бесплатного ночлега, но и питейного заведения. Вдоль стен были тряпичные лежаки с брошенным на них нехитрым скарбом. Чуть дальше в полутьме виднелась натянутая под потолком веревка с повешенными на ней штанами. Сильно пахло сыростью и землей, а еще жилищем, облюбованным не самыми чистоплотными жильцами, далеко не всегда успевающими добежать до клозета.

— Через дверь, — сказал сигиец и наклонился вбок, протягивая к земле руку.

Ротерблиц тяжко вздохнул.

— Твоей безупречной, хм, логике и не возразишь, — признал он и принял из руки сигийца измятую жестяную кружку с огарком свечи.

— Мы договорились в случае чего встретиться здесь, — пояснил охающий за спиной Бруно.

— Хотите сказать, предполагали подобное развитие событий? — Ротерблиц зажег свечу и не без облегчения потушил огонь на пальцах. Предстоящий день уже угроблен — придется отсыпаться до самого вечера, а чародей не любил тратить время впустую.

Маэстро без церемоний, даже не проверив, повалился на ближайший лежак, вытянул ноги и то ли засмеялся, то ли захныкал:

— Я б удивился, выйди оно как-то иначе!

Сигиец встал, перешагнул через смирного писаря и протянул Ротерблицу еще и медную бляшку размером с нидер. Чародей присмотрелся к ней в тусклом свете, водя большим пальцем по неровной поверхности, нащупывая рельеф гравировки. Интересно, задумался он, оказывается, товарищи по партии вовсю пользуются охранными и боевыми талисманами, а я даже и не в курсе. Это друзья революции их снабжают или какой-то местный представитель мелкого предпринимательства проникся идеями о свободе и равенстве?

— Долго пришлось за ним бегать? — вслух поинтересовался Ротерблиц.

— Нет. Выдохся на набережной.

— А как вы мимо, хм, стражи порядка прошли?

— Они не мешали, — сказал сигиец.

Ответ показался слишком широким для интерпретации, однако чародей решил не уточнять. Он подошел к ящику, поставил на него кружку со свечкой.

— Не будешь так любезен и не поможешь… Хм, спасибо.

Сигиец без особых любезностей поднял писаря за шкирку и усадил к стене. Тот почти никак не отреагировал, голова его склонилась к груди. Ротерблиц присел перед ним на корточки, поднял его лицо, не без труда вытащил кляп изо рта. Писарь вяло подвигал челюстью, облизнул губы, скользнул по чародею мутным, пустым и бесцельным взглядом.

— Что ты с ним сделал? — спросил Ротерблиц. — Ты его совсем, хм, загонял. Он хоть говорить-то сможет?

Сигиец отчего-то насторожился, прищурился, шумно принюхался. Чародей брезгливо покосился на влажный от слюны кляп, хотел бросить, однако Финстер перехватил его руку в запястье и забрал тряпку. Поднес ее к лицу и обнюхал, глубоко втягивая ноздрями воздух. Затем наклонился, сдавил лицо писаря за щеки, заставляя раскрыть рот, наклонился еще ниже, почти качаясь носом его губы, и принюхался еще раз.

— Он не заговорит, — сказал сигиец, разогнувшись насколько позволял потолок. — Хал-нисиан.

— Хал-нисиан? — недоверчиво повторил Ротерблиц. — «Сон забвения»?

Медленно действующий яд, безболезненно убивающий за неполный час. Человек просто впадает в сон и уже не просыпается, теряя полную чувствительность к чему бы то ни было. Противоядия от этой отравы нет. «Сном забвением» его называли потому, что яд очень быстро разрушает мозг, чтобы даже опытный некромант не смог развязать язык покойнику, который не хочет проболтаться. Хал-нисиан был известен со времен каритатисов, пришел из Этелы со многими другими саабиннскими знаниями, однако точной рецептуры никто не смог составить до сих пор даже в Ложе. Яд был заоблачно дорогим, использовался только в исключительных случаях.