– Да, Марин, это я. Твой муж. Так ты не ответила, Марин, тебе нравится слушать нас? Если хочешь — можешь включить громкую связь, моя девушка будет стараться усерднее. Да, малышка?! – в динамике послышался смачный шлепок и женский приглушенный смех.

– Нет, Миша! – и сбрасываю вызов.

Его слова режут меня без ножа, причиняя не только душевную, но и почти физическую боль.

Ноги внезапно стали ватными, подкосились и я упала на пол. Телефон отскочил в сторону. Оперевшись на руки, опустила голову вниз. Застыла.

От обиды и ревности, у меня выгорело внутри все горело. Плавилось, как под огненной лавой. Мне было так больно, что я не могла даже плакать.

Громкая протяжная вибрация телефона неожиданно “проползла” по полу.

Глянув на экран, увидела что смс пришло от Миши.

Я не знаю, зачем нажала принять и прослушать. Я не могу объяснить своих действий. Наверно, как утопающий. Еще надеялась на что-то, а может быть просто уже хотела получить контрольный выстрел в сердце, чтобы уже окончательно сгинуть, сгорая в агонии:

“Я знал, что ты примешь это сообщение, Марин. Скажи, ты реально еще надеешься на то, что я люблю тебя и могу вернуться к тебе? Если да, то ты круглая дура. Бесхребетная дура, которая не вызывает во мне никаких других чувств, кроме как отвращения. Слушай, – хлопок, стон, еще хлопок и так, до тех пор, пока голос женщины не затихает, чтобы взорваться громким криком, боже, накрываю рот ладонью, что это только что было? И зачем я это все слушаю? я только хотела нажать на стоп, когда услышала голос Миши: – если ты и это схаваешь, то в тебе нет ни капли собственного достоинства. Ты жалкая! Меня тошнит от тебя….

С силой вдавила “стоп”.

– Ненавижу. Как же я тебя ненавижу. Урод!

Одинокая слеза задрожала на ресницах, скатилась по щеке.

Суставы в локтях сделались, как желе, подогнулись и я рухнула на плиточной пол.

Но уже спустя несколько минут, меня охватила дикая ярость.

Я носилась по кухне, как сумасшедшая. Все сметала на своем пути. Безжалостно выкидывала приготовленную мной еду в мусорный пакет, как и все продукты, так же как муж растоптал мои чувства к нему.

Сволочь! Гад! Подонок!

Как ему только совесть позволяет вести себя со мной так! Я та, кто пригрела его. Выкормила! Выпоила! Да только благодаря мне он стал человеком. Да если бы не мой отец, он так бы и прозябал со своими родителями и двумя старшими братьями в однокомнатной квартире.

Гавнюк. Чтоб ему пусто было. И той девке, которая развлекается с ним – тоже.

Теперь-то я была уверена, что у мужа есть несколько женщин, потому что голос девки, который я услышала в трубке, точно не мог быть Викиным.

Когда мусорный пакет был заполнен, я подтащила его к выходу.

Натянула куртку поверх тонкой домашней пижамы, сунула ноги в стоптанные угги, открыла дверь, подхватила пакет, вышла в подъезд.

Я так была зла и рассеянна, что чуть не оставила открытой дверь в квартиру, спасибо бдительной соседушке:

– Эй, Маринка, ты куда на ночь глядя-то мусор выносишь? – я аж вздрогнула от ее басистого оклика.

– Боюсь до утра протухнет, – грубо кинула ей, направляясь к лифту.

Что ж она вечно сует свой нос везде, где не надо, – зло нажала на кнопку вызова лифта.

– А ключи кому оставила? Валерке-алкашу? – ехидничает соседка.

Черт! Бью себя по карманам, оглядываюсь на дверь, в замке которой и правда болтается связка с ключами.

– Спасибо, Нюр, – убавляю пыл, кидаю соседке, но та уже скрывается за дверью своей квартиры. – Зараза…

Спускаюсь на лифте на первый этаж.

У нас там частенько в поздний час собирается толпа подростков: на улице холодно, а в подъезде им самый “норм” поржать да потискаться.

От подобных мыслей тошно стало. Брюзжу, как бабка на лавке. А ведь совсем недавно я сама таскалась по подъездам. Времени-то прошло всего ничего…

– Теть, зажигалки не будет, – слышу за спиной пацанский голос.

В первые секунды опешила, это он мне?! Теть!

Резко поворачиваюсь на голос и нос к носу сталкиваюсь с пареньком, который немного выше меня, но только не в обхвате. Отступив на шаг, быстро оценила приставалу. Мощный, поджарый, хорошо развит физически на вид лет семнадцать-восемнадцать, глаза горят озорством, на губах застыла дерзкая ухмылка.