Шрифт:
Открываю дверь и нос к носу сталкиваюсь с матерью.
Мы несколько секунд смотрим друг на друга. Она с отчаянием. Я с раздражением.
– Женя?! Ты… с Мариной?! – в неверием в голосе произносит мать. – А как же Бель?!
– Я не намерен это обсуждать с тобой мам, – твердо, без тени на какие-либо компромиссы по этому вопросу отвечаю ей. – Тебе звонила Джесс?
– Женя, но … Марина – она ведь тебе сестра?! – округляет глаза мать, как будто до нее только что поняла, что-то очень важное.
– Она мне не сестра – это раз. И я не хочу чтобы ты нас с ней ассоциировала в данном контексте. Да и я тебя умоляю мам, какая к черту сестра? Сводная?! Ты завтра с этим извращенцем разведешься и поминай его как звали…
– Я ни с кем не собираюсь разводиться, Женя…
– Что?
Я даже в первые секунды подумал, что ослышался.
– Что? Еще раз повтори!
– Ты прекрасно слышал что я сказала, – голос матери крепчает, становится звонче. – В том что произошло – виновата я сама…
– Так. Стоп. У тебя жар? – протягиваю руку к ее голове трогаю лоб. – Да вроде бы нет… Но откуда тогда весь этот бред, мам?
Мой тон пропитан иронией и какой-то драмой. Я не могу поверить в то, что слышу. Мать сошла с ума?
– Пойдем в кабинет. Нам нужно поговорить. Обо всем.
Женщина перехватывает мое запястье ледяными пальцами и тащит к лестнице. Я не сопротивляюсь. Мать права обсуждать подобные вопросы посреди коридора не совсем уместно.
Мы торопливо спускаемся вниз. И уже по дороге к кабинету, я чувствую, как у матери меняется настроение. Она как будто приняла для себя решение и ей не терпится с кем-то им поделится. И как только за ее спиной плотно прикрывается дверь, мать начинает говорить:
– Женя, я понимаю твое возмущение.
– Не понимаешь, мам, – иронизирую. – Ты даже не представляешь, что я сейчас думаю о тебе.
– Хватит. Замолчи, – грубо отрезает женщина. – Ты еще молод и совсем не знаешь жизни, чтобы судить меня…
– За такие поступки не судят мам. Это же моральное разложение. Как ты вообще могла до своего разума допустить мысль о том, чтобы остаться с человеком, который трахает твою дочь, а потом тебя…
– Да, как ты смеешь так со мной разговаривать? У тебя нет на это никаких прав! Я твоя мать! И я лучше знаю, что мне можно допускать, а что нет…
– Все! Хватит! – поднимаю руки вверх, будто сдаваясь отгораживаюсь от этого фарса. – Я не готов слушать тебя. Ты с ума сошла. Это … это нужно быть безумной, чтобы простить такое!
– Женя! Прекрати! – истерит мать, стремительно приближается ко мне. – Ты хоть представляешь сколько всего нас связывает с Колей?! Да у нас с твоим отцом много меньше общего, чем… с Николаем.
– Мне плевать! Ты думаешь я приму твой ответ? Мне плевать что тебя с этим извращенцем связывает. Я вижу все по факту, вижу своими глазами какую мерзость он творит! У меня все.
У меня прерывается дыхание. Кислорода в легких становится критически мало. Эмоции захлестнули с такой силой, что забыл как дышать. В висках загудело. И стоило сделать вдох, как кровь будто молоты о наковальню вновь запульсировала в жилах.
– Ты не можешь так со мной поступить, Женя! Я твоя мать! Ты мой сын! Моя опора и поддержка… – впивается мне в ладонь длинными ногтями мать.
– А Джесс мне сестра. И как бы я не хотел тебя понять мам. Не могу. Ты предашь свою дочь, если все спустишь с рук этому мерзавцу. А сейчас, дай мне уйти. Я не хочу находится с тобой рядом. Не могу дышать с тобой одним воздухом слишком… мерзко. Прости.
15.2Черновик
15.2Черновик
– Женя! – слышу возбужденное, но я уже захлопнул за собой дверь и стремительно возвращаюсь на второй этаж.
На секунду, в раздумьях, останавливаюсь возле спальни Марины. Соблазн зайти – слишком велик, но я перемалываю в себе это чувство и направляюсь в свою комнату.
Спустя двадцать минут, я уже прибыл в покои той больницы, куда вчера привезли Джесс. Сестра скинула адрес сразу, без уговоров. Сделал вывод, что рядом с ней никого нет. Внизу. На входе. У стойки администратора меня беспрепятственно пропускают в отделение… гинекологическое. От одного названия становится не по себе. Лестница. Лифт. И вот уже стою перед стеклянной стеной, где вверху красными буквами значится “Гинекологическое отделение”.
Я только достаю телефон, чтобы позвонить сестре, когда взглядом цепляюсь за знакомый силуэт сестры. Она медленно идет по коридору в мою сторону, завернувшись в халат. На автомате поднимаю руку в приветственном жесте.
Джессика лишь слабо улыбается в ответ, но улыбка вымученная, картонная. У меня сжимается сердце от жалости. Даже на расстоянии в движениях, в пустом, блеклом взгляде сестры чувствуется немое отчаяние. Как только Джесс выходит из двери стремительно приближаюсь к ней заключаю в объятия. Секунда. Две. Джесс неподвижна, а потом вдруг придя в себя, обхватывает меня руками и сжимает так сильно, что трудно дышать.