Я ужасно боялась смотреть на него. Запах крови заполонил комнату, к горлу подкатила тошнота. Но Астахов и здесь не смягчил мою участь – он, во что бы то ни стало, хотел держать меня здоровой рукой, пока доктор зашивал его рану. Я смотрела в его угасающие глаза, смотрела на взмокший от пота и искривленный от боли лоб, и ловила себя на мысли что не чувствую ничего, что должна ощущать в подобный момент. В моем сердце не было жалости, не было сострадания. Я просто делала то, что должна, ведь только так я смогу увидеть сына.

– Он уснул, – белесые глаза пожилого доктора внимательно смотрели на меня. – Пуля задела артерию, от этого столько крови. Но опасность уже позади. Мы сделали переливание, к вечеру он придет в себя.

Я попыталась подняться, но его ладонь все еще крепко держалась за мою. Тогда я осторожно разжала каждый из занемевших пальцев, и выпрямилась в полный рост. От долгого сидения жутко болела спина, в голове отдавало пульсацией. Мне нужно было выбраться наружу, во что бы то ни стало, глотнуть воздуха и унять разбушевавшиеся нервы.

Оставив с Давидом одного из охраны, я вышла в коридор, осторожно прикрыв за собой дверь. По лестничному пролету как раз поднимался Олег. Встретившись с ним взглядом, я тут же рванула навстречу.

– Он вернулся? – слетело с губ прежде, чем я смогла обдумать сказанное. И стоило мне это произнести, из груди словно в момент ушло все давление, что так сильно подпирало ребра изнутри.

Парень нахмурился.

– Ты о Гессе?

Я лишь кивнула в ответ, нервно прикусив губу. Показывать так явно свою заинтересованность Исаем было ошибкой с моей стороны, но сейчас я была не в силах бороться со страхом.

– Да, он только что приехал, внизу в гостиной поищи, – и, словно ему было некогда со мной разговаривать, Олег сорвался в сторону кабинета Астахова.

Я же со всех ног побежала вниз. В груди загорелся огонек, вселяя надежду в мое израненное сердце. Ощущая себя изможденной всеми событиями, я перестала отрицать очевидное – все это время, присутствуя на операции Давида, сидя с ним рядом, я думала о другом. Мое сердце болело только о Гессе, и, узнав, что он в полном порядке, я почувствовала, как меня охватила радость.

Не помня себя от счастья, залетела в гостиную и замерла, не дыша. Я нашла его стоящим в углу комнаты. Что-то сразу показалось мне странным. Еще не понимая, что именно беспокоит меня, я прижалась к стене, прячась за высокой колонной.

Гесс стоял ко мне спиной. Одна его рука упиралась в стену, в то время как вторая была на поясе. Я жадно скользила по высокой фигуре Исая, в поисках увечий. И когда глаза наткнулись на красное пятно на рубашке в районе предплечья, сердце сжало в тисках.

– Исай, хватит, – раздался недовольный женский голосок. Я вздрогнула, всматриваясь сильнее в угол комнаты. Оказывается, Исай держал в ловушке своих рук какую-то девушку. Я внимательно всматривалась в ее очертания, пытаясь понять, кому принадлежит тоненький голос. Она что-то говорила ему, но я не разбирала слов. Гесс ответил также тихо, а после она вспылила.

– А ты трахни меня, Гесс! – требование, наравне с командой. Она так громко произнесла эти слова, что их не услышал бы только глухой. Оцепенение, сковавшее каждый узелок нервов, мешало нормально дышать. Я знала, кому принадлежит этот голос.

Я увидела, как пальцы Смирновой скользнули по скуле Исая. Гесс стоял неподвижно, позволяя ей трогать себя.

– Переспи со мной. Уверена, то, что у тебя ниже пояса не разочарует меня, – она хмыкнула в ответ на его тихую реплику. Ее глаза жадно скользили по его телу. – Давай трахнемся, чтобы мы оба имели козыри. Заодно и отомстишь ему…

Сквозь сумрачный туман, стоящий перед глазами, я видела, как он наклоняется к ней, как при этом движении напрягаются мышцы его спины. Мое израненное сердце забыло, как биться, когда я услышала его ответ.

– Как можно отказаться от такого предложения?

Разве мне нужно стоять тут и дальше? Разве я еще не достаточно унижена им? На негнущихся ногах я разворачиваюсь назад, и, зажав ладонью рвущийся крик отчаяния, срываюсь в сторону лестницы. Когда я оказываюсь в своей комнате, тишина и ее теснота давят на меня. В груди так сильно горит, что мне хочется разодрать ее. И я срываю с себя одежду, запрыгивая в холодный душ в попытке унять этот жуткий огонь, не дающий мне вздохнуть.

Раздавленная, преданная в сотый раз тем, кому позволила это сделать, я долго стою под струями воды, пытаясь прокричаться и отдышаться. Я рьяно тру лицо и тело, надеясь стереть свои чувства к нему. К предателю, к трусу, к тому человеку, кто снова растоптал меня.