— Увы, господин барон. Пока нет. Кажется, этот секрет барон хранит особенно тщательно.

— Но он должен вернуть Пешковых. Вы же сможете узнать, кому?

— Когда он это сделает — безусловно.

Отпустив Свечкина, я прошёлся по кабинету. Внутри чувствовалось раздражение, которое следовало погасить прежде, чем приступить к следующему делу. Какого чёрта Лукьянов тянет с передачей?! Наверняка тот, кто одолжил ему Пешковых, рассчитывает получить столь ценных магов назад. Даже если они живут у кого-то из родственников барона. Выходит, Пешковы нужны, чтобы провернуть ещё одну диверсию. А может, и не одну. Нужно поторопиться с убийством назойливого аристократа. И обязательно выяснить, кто раздобыл себе Пешковых.

Придя к такому выводу, я остановился перед окном и сделал непродолжительную дыхательную гимнастику. Почувствовав, что успокоился, сел за стол, положил перед собой лист гербовой бумаги, взял ручку и вывел с правой стороны, стараясь писать как можно разборчивей:

'Уважаемый господин Дымин, мы с вами знакомы, но довольно поверхностно, и всё же, я пишу вам, чтобы сообщить, что располагаю важными для вас сведениями, которыми желал бы поделиться — за разумную плату, само собой.

Искренне ваш,

барон шестой Скуратов, Николай Семёнович'

Число, подпись, печать — чтобы не было сомнений, откуда пришла корреспонденция. Сложив листок, я сунул его в конверт, надписал, указав адрес дома, где проживал в Белом секторе аль-гуль, и вызвал слугу. Поручив ему отправить письмо как можно быстрее, я, наконец, испытал подобие удовлетворения и с почти чистой совестью отправился перекусить. На ужин повар обещал приготовить жареные пельмешки с паприкой и сыром, которые я с самого утра мечтал попробовать.

Глава 33

Шувалов позвонил около восьми. Я взял трубку в кабинете, где просматривал поданные на подпись документы.

— Николай, есть дело. Довольно срочное. Не против, если я приеду?

— Сейчас? — удивился я, взглянув на большие часы, вырезанные из дуба в виде биг-бэна. — Всё настолько срочно?

— У тебя дела?

— Нет, просто немного неожиданно. Зачем вам трудиться? Я мог бы сам к вам завтра заглянуть.

Мне хотелось проверить, насколько серьёзное дело. Если князь откажется от моего предложения и припрётся сам, значит, есть, из-за чего напрячься.

— Лучше я к тебе и сегодня, — помолчав, выбрал Шувалов.

О, черт…

— Хорошо, Пётр Дмитриевич. Жду.

Хоть бы намекнул, о чём речь пойдёт. Хотя, может, разговор не телефонный. Защита от прослушки — дело хорошее, но на всякую гайку с хитрой резьбой, как говорится. Спрашивать я не стал, чтобы не показаться нетерпеливым. Лучше оставаться спокойным — и внешне, и внутренне. И всё же, я слегка нервничал, дожидаясь визита князя. Даже не представляю, что могло заставить его в такой час сорваться ко мне.

Наконец, кортеж прибыл. Мы с Шуваловым расположились в малом кабинете. Слуга подал кофе с булочками. Князь жестом отказался от угощения, но с удовольствием сделал пару глотков из маленькой фарфоровой чашки с зелёным вензелем «С».

— Наверное, я тебя напрасно всполошил, — проговорил он, взглянув на меня, и поставил чашку на блюдце. — Ничего страшного не случилось, но решить вопрос нужно быстро. У тебя ведь живут две девочки из рода Пешковых?

— Есть такое, — согласился я. — И отлично себя чувствуют.

— Не сомневаюсь. Вот только Комитет по устройству дворянских сирот волнуется. Видишь ли, в его обязанности входит заботиться о детях аристократов, оставшихся без родителей.

— Я отлично за ними присматриваю. Они в полной безопасности.

Неужели кто-то нацелился отобрать у меня малышек?! Ну, нет, шиш! Такими ценными кадрами, важными для рода, не бросаются.

— Уверен, что так и есть, — кивнул Шувалов. — Однако есть правила. Дети должны иметь опекуна.

— Я готов дать им юридический статус. Хоть сейчас.

Князь понимающе усмехнулся.

— Не сомневаюсь. Я бы не приехал, будь всё так просто. Вот только ты, Николай, несовершеннолетний.

Чёрт! Вот это, конечно, подкралась беда, откуда не ждали… И тут меня осенило:

— Минутку! Я ведь тоже сирота аристократов. Почему меня никто не взял под опеку?

— Ты барон. У тебя титул. Это совсем другое дело.

— Ясно. Положение определяет человека.

— В общем, да.

— И что, кто-то намерен забрать у меня Пешковых? Надеюсь, очевидно, что я их не отдам?