Ехать было легко, пока лес чуть заметно не пополз на возвышение. На сухой, засыпанной иглой земле возникли кое-где выпирающие на поверхность корневища. Мария огибала их старательно, но вскоре корни стали попадаться слишком часто, переплетаясь между собой, точь-в-точь как спутанные канаты на речном причале, они тянулись от дерева к дереву. Объезжать их не было никакой возможности, и Мария ехала напрямую. Мотор, басовито и ровно до сих пор гудевший, теперь то и дело захлебывался, переходил с истошного рева на жалобные всхлипы. От сильной тряски у Шатохина прыгало перед глазами. Как ни крепко держался, дважды едва не слетел с сиденья. Он боялся не тряски — как бы не заглох мотор потрепанного «Ижа». Вот тогда будет номер — они уже отъехали на добрых семьдесят километров. Выбираться пешком — это верных двое суток. Он не связывался с райцентром, не предупредил руководство о выезде из Черданска, и, если застрянут в тайге, будут организованы его поиски. Только этого не доставало. Однако не было иного выхода, как довериться мудрости старой таежницы: без уверенности в благополучном исходе она бы не пустилась в рискованное путешествие.

Шатохин не взялся бы определить, сколько километров они протряслись по корням, но вот к его радости корни под крутящимися колесами пропали, мотор вновь перебрался на спокойную басовитую ноту. Опять замельтешили хвойные лапы, но уже ненадолго: мотоцикл вырвался из ельника, впереди на залитом солнцем просторе показались избы под тесовыми крышами с заколоченными окнами.

— Фроловка, — впервые за весь долгий путь обернувшись, сказала Мария.

— Давно деревня распалась? — прокричал Шатохин.

— Лет, однако, двадцать прошло, — снова обернулась Мария. — Как вышки поставили нефть искать, они и засобирались. Старые, однако, за Инновару, поглуше, перебрались, а помоложе — в город ушли.

Мария остановила, заглушила мотоцикл в пяти шагах от берега реки и, спрыгнув с сиденья, они оба, уставшие от езды, стояли и глядели через речку на бревенчатые темные избы заброшенной деревни, наслаждаясь наставшей тишиной.

Пронзительно зазвенел в этой тишине комар. Шатохин отмахнулся, скинул в траву рюкзак, в котором была еда и одолженная у Михеева надувная резиновая лодка, и подошел к берегу.

Река была похожа на ту, что текла под Черданском: такая же неширокая, с хорошо проглядывающимся глубоким дном. Только вода в ней поспокойнее да берега покруче. Под каменистым обрывчиком синела узкая глинистая полоска.

Шатохин спрыгнул вниз. Внимательно глядя под ноги, медленно побрел около самой воды. Не сделал он и полусотни шагов, как наткнулся на вмятину в глине — след от носа лодки. След уже немного заплыл. Так и должно: две недели минуло, как молодой пожарный мельком видел здесь двоих неизвестных. Шатохин поглядел в сторону домов: отсюда виднелась лишь крыша крайнего. Да, тут, очевидно, и причалила моторка.

След не обрадовал. Он был подтверждением, что парень говорил правду, но Шатохин и так верил. Не за этим, нет, ехал он в покинутую деревню. Если те двое причастны к ограблению, а не случайно причаливали, должны быть еще следы, свежие.

— Двое были, — услышал он рядом негромкий голос Марии.

Шатохин и не почувствовал, как старая охотница в своих лосиных ичигах, которые из-за больных ног носила и летом, приблизилась.

— Почему двое? — спросил он.

— Сапоги разные, поди-ка, — Мария пальцем указала ему под ноги.

Он отступил на полшага, опустился на колено и разглядел на глине слабые, полуразмытые оттиски подошв. Действительно, два. Первый, покрупнее, — в елочку, другой, поменьше размера на два-три, — волнистый.

Еще светило вечернее солнце, но глинистая полоска под береговым срезом уже ушла в тень. Мудрено было разглядеть старый след. Особенно тот, что с волнистой подошвой: волна больше угадывалась, нежели виделась.

Он одобрительно посмотрел на Марию, улыбнулся. Настроение поднялось. Хорошо, что Мария приехала сюда. Присутствие старой таежницы определенно кстати. Предощущение удачи быстро росло.

— Еще след искать будешь? — спросила Мария, заглядывая ему в глаза.

Он кивнул и продолжал изучать берег. Впереди, пройти шагов триста-четыреста по течению, река делала изгиб, и там, у самого берега, росла, клонилась к воде талина. Зелень ее густой кроны сливалась с зеленью деревьев, росших на соседнем берегу, и заштриховывала перспективу реки. При взгляде издали создавалось впечатление, будто реке нет дальше ходу. Те двое, которых видел молодой пожарный, заслышали вертолет и метнулись к берегу, видно, из боязни, что с воздуха заметят их моторку. Если приезжали во второй раз, ошибки не повторили, на открытом месте лодку не оставили, замаскировали. А кроме как у талины, негде спрятать, берег чистый.

Шатохин быстро направился к талине. Там должны остаться следы. Сердце учащенно билось от волнения. Он раздвинул ветки — след лодки виднелся на влажной глине. След был не похож на первый — здесь лодку чуточку вытягивали из воды, а потом сталкивали. Острый выступ по центру днища оставил глубокую борозду на глине. Около — часто-часто оттиснутые елочки подошв. Волнистых, поменьше размером, не было. Он наклонился, чтобы получше разглядеть, и услышал голос Марии.

— Иди сюда, Алексей, — звала она. Голос звучал негромко, но в нем угадывалось нетерпение. Шатохин осторожно попятился, вышел из веток.