Шрифт:
Но, может, это и к лучшему, может, это и есть гуманность по отношению к пугливому читателю?..
Вроде бы и не без едкой иронии сие написал, а призадумался и решил: не к месту она, если вспомнить, как легко и красиво льется кровь на страницах западных детективных книг и — прямая связь! — в фильмах, по этим книгам чаще всего и поставленных, как ложатся направо и налево виноватые и безвинные, полицейские и воры, взрослые и дети. Наивный и нежный мыслитель Дюпен, придуманный родоначальником жанра Эдгаром Алланом По, и ведать не ведал, к каким демографическим результатам приведет увлекательная игра в дедукцию, начатая им полтора столетия назад!
Но вот что характерно. И полтора столетия назад у помянутого родоначальника не возникла мысль вывести в качестве главного положительного героя полицейского; уже и тогда, похоже, мало кто испытывал доверие к сыщикам, получающим жалованье из государственной казны, уже и тогда читающей публике приятнее был частный детектив — умный, отзывчивый, удачливый в противовес казенным ищейкам, от коих ни добра, ни помощи — одно разорение.
Перескочу сразу в семидесятые годы двадцатого века и помяну феномен детективного жанра, весьма свойственный дню нынешнему, но крепких старых корней между тем не лишенный. В 1974 году американский кинорежиссер Майкл Уиннер подарил «городу и миру» фильм «Жажда убийства», в коем действует обаятельный Чарльз Бронсон, играющий несчастного архитектора, потерявшего разом и жену и дочь. Их убили — так просто, походя! — молодые подонки, то ли хиппи, то ли панки, то ли поклонники «хард рока», и полиция, конечно же, не в силах их отыскать. И тогда архитектор сам выходит на ежевечернюю охоту, одиноким мстителем идет по темному дну Нью-Йорка и укокошивает всех, кто кажется ему нарушителем общественного покоя. Фильм сделан очень добротно, поэтому невольно начинаешь сочувствовать герою, ненавидеть его жестоких противников, презирать полицию, которая все силы бросает на отлов благородного мстителя, а вовсе не настоящих преступников.
Но дело не только в уровне кинематографического мастерства. Дело в веянии времени, точно замеченном и уловленном метеорологами от масс-медиа: публика не терпит властей предержащих, публика боготворит героев из толпы, публика легко доверяет этим героям страшное право миловать и карать.
«Я — правосудие» — так назвал один из своих многочисленных романов плодовитый Микки Спиллейн, и его постоянный герой Майкл Хаммер ни в одном из романов не усомнился в этом премилом тезисе, верша свое правосудие по своему же разумению. А профессия у Майкла Хаммера, кстати говоря, — частный сыск. Они с Дюпеном коллеги.
Но, возразят мне, преступный мир, противостоявший Дюпену, и нынешний, противостоящий Хаммеру и иже с ним, мало похожи друг на друга. Самым опасным противником Дюпена была, как известно, обыкновенная обезьяна, а сегодня и гигантский Кинг-Конг не устоит против какого-нибудь районного отделения американской мафии, вооруженной не только автоматами «узи», но и гранатами, пластиковой взрывчаткой, базуками, даже ракетами. В нашумевшем кинобоевике «Коммандо» еще один одинокий мститель в исполнении всемирно знаменитого культуриста Арнольда Шварценеггера сам — опять сам! — идет спасать дочь (а заодно покой и демократию в вымышленной южноамериканской стране) из лап экстремистов-террористов и для этого по ходу дела грабит рядовой магазин оружия. Надо видеть, каким могучим арсеналом нагружает он обыкновенную магазинную каталку! Надо видеть, с каким хладнокровием он пускает в оборот украденное оружие! Те, в кого он стреляет, кого взрывает, кого режет ножом или душит могучими руками, не люди. Хотя и о двух ногах, двух руках и кое-какие головы в наличии имеются.
Итак, вот вам расклад сил в типичном западном детективе, на киноэкране или в книге: вот мы — хорошие, вот они — плохие. И они не люди, жалеть их нельзя, можно только ненавидеть и с облегчением вздыхать, когда они будут уничтожены все тем же героем-одиночкой. Чем они отличаются от акулы-людоеда из романа Питера Бенчли «Челюсти» или от безжалостного пришельца-чужака из фильма Ридли Скотта «Чужак»? Только человеческим обликом. Но он, этот облик, обманчив, убеждают нас снова и снова, и очередные герои толпы, обладающие лицензией на убийство, идут в справедливый и трудный бой.
Враги жестоки, они, простите за жаргонный термин, «чикаться» с вами не будут, так и вы с ними не разводите политесы, тем более что помощи ни от кого ждать не приходится: полиция насквозь продажна; мэры, губернаторы, конгрессмены состоят на зарплате у полуофициального гэнга; юные граждане отравляют себя наркотиками и левыми идеями, им на державу начхать. А кому не начхать? Обреченным на вечное одиночество частным — и честным — детективам; бывшим рейнджерам и «зеленым беретам», так и не нашедшим себя в мирной жизни; чест-ным одиночкам-полицейским, в конце каждого романа или фильма бросающим в лицо начальству свои полицейские жетоны… И так далее, и так далее.
Оговорюсь попутно: я ничего не имею против такого рода детективов, коли сработаны они добротно, профессионально, с выдумкой. Как правило, это увлекательное чтение или зрелище, если речь о кинематографе, не отнимающее труда, но прекрасно «полирующее» нервы. Отмечу лишь, что еще одно веяние времени — повальная стандартизация жизни — коснулось и детективной ветви масс-медиа: герои, ситуации, противники героев, виды убийства, системы оружия, места действия — все похоже, все стереотипно, все узнаваемо. И в стандартизации этой кроется хитрая суть: тонко и точно снивелировать общественные симпатии и антипатии, враги у всех одни, кумиры тоже, страдаем все вместе, ненавидим — хором, обожествляем — сообща.
Получается, надо сказать.
А наша масс-культура разве не тем же занята? Возьмем детективы: везде умные и интеллигентные сыщики, везде умные и интеллигентные разведчики, везде не очень умные и совсем не интеллигентные воры, хапуги, спекулянты, злобные эмигранты «второй» и «третьей» волн, недальновидные и самоуверенные «пираты XX века»… Вот только профессионализма не хватает их создателям, поучиться бы у заокеанских коллег ремеслу…
Повторяю: ничего против масс-детектива я не имею, читаю его с любопытством, смотрю в кино с приятным чувством собственной причастности суперподвигам. Замечаю легко прописанный социальный фон. Вижу штрихами очерченных социальных типов политиков, гангстеров, полицейских, проституток, наркоманов, журналистов… И частных детективов, вестимо. Волнуюсь. Надеюсь. Сопереживаю. Ликую. Забываю. Начинаю сначала.