Я как наяву ощутила твердые требовательные губы у себя на шее. Стоп. О чем я думаю?!

Бросив косой взгляд на Растуса, успокоилась. Он не смотрел на меня. Отрешенно вышагивал по песку, иногда забредая в воду. Сандалии и нижняя часть брюк была полностью мокрой. Я прокашлялась.

– А почему нельзя просто усыновить ребенка? Кто бы узнал об этом?

– При посещении сакса ДНК ребенка проверяют, – ответил Раст, поворачиваясь ко мне, – и если в нем не будет определенного процента генов императора, наследника забраковывают.

– А как же было в древности? Я читала, что ДНК полностью расшифровали чуть более ста лет назад.

– Сто тридцать, – поправил он меня, – давным-давно жены доминов рожали сами. Был специальный наблюдатель от императора, который присутствовал при родах и подтверждал, что домина родила. Затем был длительный период упадка. Детей у нас рождалось все меньше и меньше, за несколько сотен лет численность родственников императора сократилась вчетверо. И только когда исследования генома завершились, мы смогли выбирать себе пари из обычных женщин. Но и это не слишком помогло нашей популяции, – закончил он со смешком.

– Неужели за тысячи лет домины не спали с простыми женщинами? И ни разу не женились на них?

– Спали, конечно… Но детей или было немного, или их не признавали. Я не слышал ни о чем подобном. А когда домины перестали рожать, то и плебейки тоже. Это как попасть в монету на расстоянии в миллиарий (ок. 1,5 км). Один шанс на миллион.

– А как быть с генными заболеваниями? – решила блеснуть эрудицией я, вспомнив инбридинг династии Габсбургов и их чудесную челюсть, – тысячелетиями между доминами существуют близкородственные связи. Вы ведь все родственники императора? Ладно, раньше вас было больше, но сейчас…

Растус насмешливо фыркнул.

– Сакс выжигает из тела все болезни. Домины вообще ничем не болеют.

– А что по поводу женитьбы? – зашла я с другой стороны.

– Домины женятся только на доминах, – ответил Растус безразлично. – И не потому, что мы этого хотим или по другим матримониальным причинам. Нас слишком мало осталось, чтобы терять наследников. Император согласовывает каждый брак лично. В первую очередь мужчины женятся на наследницах тех семей, в которых нет сыновей, только дочери или дочь. Иначе род вовсе прекратит существование. Меня зовут не Аврелий Растус Лукреций. Мое краткое имя соединено из отцовского и материнского – Аврелий Растус Лукреций Доркас Геката Пилар. Полное состоит из более четырех тысяч фамилий, которые называть необязательно.

По крайней мере, он подробно объяснил, а не сделал брезгливое лицо, как Фабий.

– Это хранится в тайне, но более четверти островов в Маре Нострум пустуют, – через время добавил он.

Мы дошли до конца пляжа и повернули назад, навстречу восходящему солнцу. Со стороны нас можно было принять за парочку. Еще бы за руки взялись и все – законченный романтический образ. Я постоянно скашивала глаза в его сторону. И мимоходом замечала, как он бросает короткие взгляды на мой профиль, а потом вновь отворачивается.

– А кто первым из императоров начал тащить к саксу своих родственников? – поинтересовалась я, когда молчание начало тяготить, – в исторических хрониках написано, что императоры после первых Тиберия, Йегошуа, Августа Юлиана и так далее, избирались. Не было никакой монархии.

– Одиннадцатый, – ответил Раст, – Октавиан. Он отправил к саксу сначала детей, затем жену и брата. Был скандал, его хотели отстранить от правления, но так как сакс контролирует императорская семья, вход в него находится во дворце императора, и охраняется императорской гвардией… – парень развел руками. – В итоге он пообещал, что вся верхушка власти, все его родственники, даже дальние, смогут стать доминами. И все успокоились.

От себя добавила – империя постоянно расширялась. И чтобы удерживать ее в руках, доминов должно быть много. Вот такой парадокс. Император ушел от заветов Йегошуа, зато увеличил количество сверхлюдей, для поддержания порядка. Удерживал власть другим способом – не реформами, демократией, социально-экономическими преобразованиями, а силовым.

Если империя до сих пор сохранилась, значит, тот шаг тоже был верен.

– А в самые удачные года, какая была максимальная численность доминов?

– Больше пяти тысяч, – коротко ответил он. Остановился, шагнул ко мне и застыл, внимательно глядя мне в глаза сверху вниз. Я вопросительно приподняла бровь.

– Ты такая обычная, – его губы дрогнули, словно в попытке улыбнуться, – простая и понятная на первый взгляд, и в то же время не похожая ни на кого. Ни на домин, ни на плебеек. Как будто не из этого мира, хоть и разговариваешь по-нашему.

Я поежилась. Не из этого мира? Ничего себе интуиция!

– И твои волосы… это… – он сделал непонятный жест рукой и резко отвернулся.