Я пытаюсь готовиться к завтрашним занятиям, но голова шумит, вчитаться в лекцию просто не получается. То лезут мысли про Руслана, то про бабушку, то про Германа Васильевича, который, возможно, не приедет на ночь домой.

“Такая молодая, а нервы не в порядке” — сказала бы бабушка, наверное.

А они и правда не в порядке. Ни читать, ни сидеть не могу. По рукам до самых плеч мурашки бегут. Действительно, нервы не в порядке, что ли.

В таких случаях, когда я начинаю слишком сильно переживать, помогает поработать физически. Дома я обычно иду на огород, и после возни с растениями на свежем воздухе становится как-то легче. Огорода, конечно, нет у Германа Васильевича, да и просто пойти погулять я не решаюсь. Вдруг он отдал мне свои единственные ключи и теперь не сможет попасть в квартиру, если я уйду? Да и вообще, страшно мне как-то. Дома высоченные, улицы незнакомые, потеряюсь только так.

Зато у него в квартире есть кухня. И на ней я даже обнаруживаю разные продукты, чего не нашла в прошлый раз. Мясо, овощи, крупы появились. Основательно он закупился, похоже.

Изысков я готовить не умею, а вот простые блюда только так. Поэтому достаю всё необходимое для борща и приступаю. Пасту томатную, правда, не нахожу, но зато есть свежие помидоры, их и потру в заправку, ещё вкуснее будет.

К восьми вечера уже готов и борщ, и каша гречневая с мясом. Убираюсь в кухне, оставляю кастрюли на плите остывать и только собираюсь идти в спальню, конспект по экономической теории всё же нужно проштудировать, как слышу щелчок входной двери.

Понятно же, что это квартира Германа Васильевича, и он в ней живёт. Я прекрасно это осознаю. Но всё равно дёргаюсь от неожиданности, чувствую как по спине пробегает лёгкая дрожь. Замираю посреди прихожей, ожидая, пока он войдёт.

Герман Васильевич переступает порог, и пространства в прихожей становится как-будто бы значительно меньше.

— Чем это так охренительно пахнет? — тянет носом. — Это что… борщ?

Он произносит это так, будто обыкновенный борщ — это для него нечто невиданное.

— Да. Вы не любите? — переминаюсь с ноги на ногу.

— Я уже забыл, какой он на вкус. А в кафе сколько раз не брал, говно какое-то.

Он такой прямолинейный, что это заставляет меня усмехнуться и немного расслабиться.

— Я не знаю, какой вам нравится, сварила, какой умею. Может, этот тоже покажется… невкусным.

— Ну это вряд ли, Женя, — Герман Васильевич устало стаскивает с плеч куртку и бросает её на вешалку. — В квартире запах такой, что слюной подавиться можно. Тут, знаешь ли, никогда вообще так не пахло.

Мне становится настолько приятно это слышать, что я не выдерживаю и опускаю глаза, ощущая, как кожу на лице начинает покалывать. Ох уж этот румянец, сколько себя помню, постоянно предавал меня, выдавая на поверхность все мои эмоции.

— Там всё на плите. Я пойду в комнату, на завтра ещё нужно подготовиться к занятиям.

— Конечно, — кивает он. — Я в душ, а потом на кухню. И, Жень, — осторожно прикасается к моему локтю, когда я, кивнув, уже собираюсь уходить. — Ты вот это всё не обязана, поняла? Только если есть время и желание. Ты тут не кухарка и не прислуга, а гостья.

— Спасибо, — киваю в ответ, а у самой начинает гореть огнём кожа в месте, где он прикоснулся.

Ухожу в комнату, интуитивно потирая руку. Почему я так реагирую? Нервы всё, наверное…

С конспектом я решаю прилечь. Лампу за письменным столом включить не получается, наверное, нерабочая. А отвлекать Германа Васильевича сейчас не хочу. Над кроватью свет ярче, вот и умащиваюсь с тетрадкой.

Даже и не знаю, сколько успеваю прочитать, как засыпаю. Уплываю в сон незаметно сама для себя, даже свет не выключив. Потом просыпаюсь, вздрогнув. Шея затекла в неудобной позе, тетрадь смялась под упавшей сверху рукой.

Сколько вообще времени? За окном темно, ночь, значит. Я же будильник не завела, ещё просплю в колледж.

Сажусь на кровати и шарю руками по покрывалу, не могу найти телефон спросонья. Блин, я его, видимо, вообще на кухне забыла. Надо сходить забрать.

Заставляю себя сползти с кровати и отправиться на кухню. Свет гашу, чтобы в гостиную не попал, когда двери открою. Герман Васильевич же спит, наверняка.

В гостиной темно, и я осторожно прохожу в сторону коридора, стараясь не шуметь. А когда сворачиваю к кухне, то замираю как вкопанная. Меня будто в кипяток бросает.

Дверь ванной как раз открывается, и в коридор выходит Герман Васильевич. Высокий, мощный, просто огромный. И… абсолютно обнажённый.

У меня будто весь воздух выкачали из лёгких. Наверное, я похожа на идиотку, потому что стою, открывая и закрывая рот, как рыба. Замираю без единого движения.

И смотрю. Будто кто-то взял и приклеил мой взгляд к мужскому телу.

Жар неумолимо расползается по всему телу. Не только щёки пылать начинают, а вся кожа. Чувствую, как горит шея, грудь, даже спина. Огонь ползёт по позвоночнику и растекается в руки и ноги, вызывая в пальцах покалывание.