Шрифт:
Лара изо всех сил пыталась понять, о чем говорит Марьяна. Она понимала, что Тимур рискнул своим креслом главногo редактора ради статьи о Петре. Она вспомнила слова коллеги про чемпионат мира по переобуванию. Но какое это отношение имеет к ней?
– Я… я об этом даже не думала. Но… – весь смысл слов Левандовскй вдруг дошел до Лары. Она ахнула.
– Ты думаешь, что Тимур решил, что я пришла извиняться из-за… из-за того, что говорили все эти… которые заказывали рекламу в журнале… и другие? Быть этого не может. Тимур не мог так подумать обо мне… что я из-за этого… Это невозможно!
– Что Тимур Робертович подумал, а что нет – этого я не знаю, – пожала плечами Марьяна. – Но таковые факты имеют место быть,и подумать так Тимур Робертович мог. ?отя бы теоретически.
Господи. Еще только этого не хватало!
– И что мне делать?! – практически простонала Лара.
– Убеди Тимура, что любишь его, – ка? о чем-то совершенно oбыкновенном сказала Марьяна.
– Как?!
– А я откуда знаю? – снова пожала плечами Левандовская.
– Этого, Ларочка, никто, кроме тебя, не знает. Но имей в виду. Если ты не помиришься с Тимуром – я его сама соблазню, и к черту принципы!
Лара не выдержала – и нервно хихикнула.
– Ничего у тебя не выйдет! – вдруг заявила она. – Если у вас до этого ничего не было – то не получится и теперь.
– Не советую проверять, - Марьяна побарабанила идеальным алым маникюром по поверхности стола. – У меня, знаешь ли, очень сильно чувство корпоративной взаимовыручки и чувство плеча. И, кстати, последнее.
– Ну что еще?
– буркнула Лара. Беседа с Марьяной, конечно, очень на многое открыла Ларе глаза. Но уж больно самoдовольный вид был у журналистки.
– Тимур Робертович резко сменил имидж.
– Что это значит?!
– Он подстригся.
– Как?!
Левандовская показала – как. Расстояние между ее указательным и большим пальцем составляло от силы сантиметр или полтора.
– Не может быть… – прошептала Лара.
Марьяна беспечно тряхнула волосами.
– Подлецу все к лицу. Не переживай, он все такой же красавчик. Прямо как Киану Ривз в «Матрице». Но если он, как Нео, переоденется в рваный свитер – я этого не переживу!
И обе женщины наконец-то рассмеялись.
ГЛАВА 13
? кому печеньица?!
– Ну вот скажи, что мне с ней делать?
Никто Тимуру не ответил. Никто Тимуру и не мог ответить. В этом месте не отвечают. По крайней мере, не отвечают вслух, словами.
Тимур не принес цветы – это показалось ему неправильным. Но и с пустыми руками приходить тоже показалось как-то не очень. В итоге он пришел с бутылкой.
Ну а с чем еще может прийти один мужик к другому? И в самом деле, не с цветами же.
Тимур достал из кармана куртки два пластиковых стаканчика, налил в каждый. Один поставил у основания гранитного памятника, другой решительно опрокинул в себя. Обер?улся, занюхал росшим у ограды цветком, звонко чихнул от попавшей в нос пыльцы.
Человек с гранитного памятника бесстрастно смотрел на Тимура.
Он не в первый раз у этогo памятника. Уже был однажды, сразу по горячим следам, спустя два года после того пожара. Тогда только-только поставили этот памятник. Тогда сюда приезжал совсем другой Тимур Лиханцев. Тот мальчик был уверен, что должен написать сенсационный материал о страшном пожаре в «Сад-Мега», о подвиге героя Петра Ракитина – и тогда чувство упущенного, несделанного оставит его.
Черта с два. Нынешний Тимур Лиханцев знал, что вместо одной головной боли он получил другую. Или эта боль сердечная?
Тимур налил себе еще, отсалютовала памятнику, быстро выпил, но занюхивать цветком не стал, подышал в рукав куртки.
Мы с тобой любим одну женщину, Ракитин. И это нас объединяет. Но любит она тебя. До сих пор любит тебя. Твою фамилию носит. И это главное различие между нами.
Отпусти ее, а?
Господи, какую же чушь Тимур несет. Пусть и мысленно. Просит о чем-то покoйного. Давно умершего человека.
А если этот человек не умер? Если он жив, до сих пор жив в сердцах тех, кто, спустя десять лет, приносит цветы на его могилу? Жив в памяти любимой женщины. И тогда… тогда с ним можно поговорить. Как живой с живым.
Третий стакан – для ровного счета. Что же Тимур никакой закуски не взял – развезет же сейчас с водки на голодный желудок.
Или уже развезло? Потому что то, чтo произошло дальше, Тимур бы в трезвом уме ни за что не сделал.
– Скажи мне. Скажи мне, пожалуйста, ведь я могу ее любить? Я достоин того, чтобы любить ее? Потому что не любить ее я не могу. А она? Ты бы хотел, чтобы она жила вот так? Жила только прошлым?! Позволь ей жить и любить. Дай знак, что ты понимаешь! Что ты слышишь!