Мой отец призвал меня исполнить свой долг.

Найти Предвестника и остановить его.

Итак, мне нужно было многое обдумать и заархивировать в свой воображаемый ящик мыслей, чтобы я могла делать то, для чего была рождена. Я начала с самого важного. Миша. Все его поступки я поместила на самое дно ящика, спрятав под смертью моей матери и неспособностью остановить это. Этот ящик был помечен как "ПОЛНЫЙ ПРОВАЛ". В следующий ящик я отправила причину, из-за которой на моих бёдрах появились синевато-чёрные синяки, покрывавшие моё левое бедро и всю его длину. Ещё один синяк окрасил правую сторону моих бёдер, где Миша нанёс грязный удар. Он надрал мне задницу, а потом ещё добавил, но я всё равно победила его.

Почему-то на меня нахлынуло естественное чувство самодовольства или гордости за то, что я победила кого-то, кто был хорошо обучен.

Хотя ничего хорошего в этих чувствах не было.

Синяки, недуги и вся боль ушли в ящик, который я назвала: "ЯЩИК, ПОЛНЫЙ КОШМАРОВ" из-за Миши, который умудрялся нанести так много жестоких ударов, потому что знал, что у меня ограниченное периферийное зрение. Он использовал это против меня. Это была моя единственная слабость в бою, и мне нужно было улучшить это, скажем так ещё вчера, потому что если этот Предвестник обнаружит, насколько плохо моё зрение, он воспользуется этим.

Точно так же, как воспользовалась бы я этой слабостью, будь на его месте.

И да, это будет ночным кошмаром, потому что умру не только я, но и Зейн. Дрожь пробежала по мне, и я медленно повернулась под струями воды. Я не могла поддаться этому страху, не могла задержаться на нём ни на секунду. Страх заставляет совершать безрассудные, глупые поступки, а я и так уже сделала достаточно без всякой на то причины.

Верхний ящик был всё ещё пуст и не помечен, но я знала, что туда помещу. Туда я помещу всё, что было связано с Зейном. Поцелуй, который я украла, когда мы ещё были в нагорье Потомак, растущее влечение и желание, и ту ночь, ещё до нашей новоприобретенной связи, когда Зейн поцеловал меня, и это было всё, о чём я читала в любовных романах, которые так любила моя мама. Когда Зейн поцеловал меня, когда мы зашли так далеко, как только могли, не пройдя весь путь, мир действительно перестал существовать вне нас.

Я взяла всё это, вместе с необузданной потребностью в его прикосновениях, его внимании и его сердце, — которое, скорее всего, всё ещё принадлежало другой, — и закрыла ящик.

Отношения между Защитником и Истиннорождённой были строго запрещены. Почему? Я понятия не имела, но догадывалась, что причина, по которой это объяснение было неизвестно, заключалось в том, что я была единственной Инстиннорождённой, оставшейся в живых.

Я закрыла ящик, который назвала просто "ЗЕЙН", и вышла из душа в наполненную паром ванную. Завернувшись в полотенце, я наклонилась вперёд и провела ладонью по запотевшему стеклу.

В поле зрения появилось моё отражение. Как бы близко я ни была, черты моего лица были немного расплывчатыми. Моя обычно оливковая кожа, благодаря сицилийским корням моей мамы, была бледнее, чем обычно, что заставляло мои карие глаза казаться темнее и больше. Кожа вокруг них была опухшей и потемневшей. Нос всё ещё был скошен в сторону, а рот казался слишком большим для моего лица.

Я выглядела точно так же, как в тот вечер, когда мы с Зейном покинули эту квартиру и отправились в дом сенатора Фишера в надежде найти Мишу или доказательства того, где он находится.

Но теперь я чувствовала себя иначе.

Как же так, во мне не было никакого заметного физического проявления всего, что изменилось?

У моего отражения в зеркале не было ответа, но когда я отвернулась, я вымолвила единственное, что имело значение:

— Я справлюсь, — прошептала я, а потом повторила громче: — я справлюсь.

ГЛАВА 2

С мокрыми волосам и, скорее всего, в полном беспорядке, я сидела на кухонном островке, постукивая босыми ногами, разглядывая голые стены и потягивая апельсиновый сок.

Квартира Зейна была невероятно пуста, напоминая мне о постановочном доме.

Кроме моих чёрных армейских ботинок, которые стояли у двери лифта, никаких личных вещей здесь не было. Если за личные вещи не считать боксёрскую грушу, висящую в углу, и синие маты, прислонённые к стене. У меня ничего не было.

Мягкое кремовое одеяло было аккуратно сложено и накинуто на серый диван, и вуаля, картина маслом готова. На кухонном столе не осталось ни одного стакана, а в раковине — ни одной тарелки. Единственная комната, которая отдалённо напоминала спальню, где кто-то жил, была моей, да и только потому, что мои чемоданы были раскрыты, а одежда разбросана по всей комнате.

Может быть, всё дело в современном дизайне, и именно он добавлял холодности. Цементные полы и большие металлические вентиляторы, которые тихо вращались на открытых металлических балках, не добавляли никакого тепла в открытое и воздушное пространство. Как и окна от пола до потолка, которые вероятней всего были тонированными, поскольку просачивающийся сквозь них солнечный свет не вызывал у меня желания выколоть глаза.

Я бы сошла с ума, если бы жила здесь одна.

И вот о чем я думала — о действительно важных вещах — когда почувствовала внезапный прилив тепла в груди.