— Но каким образом они ухитрились произвести так много урана двести тридцать пять или плутония? — Мучившие президента сомнения наконец, вырвались наружу. — Разве могли они за четыре года построить все необходимые для этого исполинские установки?

— А что, если имел место шпионаж? — предположил председатель Комитета начальников штабов. — И русские похитили ядерное горючее из наших лабораторий?

— Это звучит не очень-то убедительно, — холодно ответил Буш.

— Мы тоже думали так, — проворчал Ванденберг. — Сенатор Хикенлупер тайно подверг тщательной ревизии все операции Комиссии по атомной энергии.

— И что же выяснилось? — заинтересовался председатель Комитета начальников штабов.

— Установлена недостача только четырех граммов этого важного урана, не помню с каким номером.

— Урана двести тридцать пять, — подсказал Буш.

— Его самого, — кивком поблагодарил сенатор. — Только четыре грамма.

— Да, джентльмены, — Буш взял в руки гильотинку для обрезания сигар, — не будем тешить себя иллюзиями. У русских есть бомба. И это их собственная бомба. Судя по всему, мощность ее превышает двадцать тысяч тротиловых тонн.

— Но откуда? — обменявшись мимолетным взглядом с президентом, спросил министр обороны Джонсон. — Каким образом?

— Боюсь, сэр, что мы недооцениваем русских в той же мере, как еще недавно переоценивали успехи немецкой урановой программы, — тонко улыбнулся Буш.

— Я совершенно согласен с доктором Бушем, — сказал начальник штаба ВВС. — Роковые последствия такой недооценки налицо, Должен сказать, что она поражает меня значительно больше, чем прежняя переоценка атомного потенциала Германии. Когда мы узнали, что немецкие физики не продвинулись в решении урановой проблемы дальше самых первоначальных шагов, то облегченно перевели дух и сделались беспечными. Теперь же буквально нам на голову свалилась русская атомная бомба, и мы поражены, мы не знаем, как это вышло и почему, — генерал бросил мимолетный взгляд на министра обороны. — Но, позвольте вас спросить, джентльмены, что именно нас так удивляет? Разве русские еще в сорок седьмом году открыто не заявили, что атомных секретов больше не существует?

— Но это же был пропагандистский маневр! — воскликнул Джонсон.

— Вы полагаете, сэр? — председатель Комитета начальников штабов разделял присущую высшим офицерам Пентагона неприязнь к военному министру, не к Джонсону лично, а к штатскому человеку на этом посту вообще. — А плутоний в пробах воздуха над русской Азией? Или это тоже пропагандистский трюк?

— Так вопрос не стоит, джентльмены, — вмешался президент, — русская атомная бомба, как видно, реальность. И давайте именно из этого исходить… Но, к слову хочу сказать, мне тоже не очень понятно, как они ухитрились сделать ее за столь короткий срок.

— Позволю себе заметить, господин президент, — тихо сказал Буш, — это не удивляет. Русские, безусловно, были далеки от нас к моменту окончания войны. Но уже в сорок седьмом — сорок восьмом годах они не должны были значительно отставать от Америки. Для этого они располагали и надлежащим контингентом ученых, и необходимым сырьем. Из публикаций их знаменитого геолога Вернадского мы давно уже заключили, что Россия обладает богатыми месторождениями урана. О работах в области атомного ядра русские тоже открыто писали почти до сорок третьего года. И должен признать, джентльмены, достигнутый ими уровень не уступал нашему. Они знали все то, что было известно нашим физикам в самом начале манхеттенского проекта.

— Но они не могли начать работу над бомбой в сорок третьем, — развел руками Джонсон. — Никак не могли!

— А, собственно, почему? — повернулся к нему Буш.

— Вы что, доктор, не знаете, в каком положении находилась тогда Россия? Конечно же, они принялись за бомбу только после наших первых проб. Это очевидно. И видимо, бросили на это дело все силы и средства. Иначе бы они не достигли успеха в столь короткие сроки.

— Вот эта поразительная быстрота и не укладывается у меня в голове, — заметил Трумэн. — Пусть они даже начали до войны и все это время продолжали свои исследования, их успехи непостижимы.

— Не совсем так, мистер президент. — Бушу явно не хотелось спорить с Трумэном, но все равно этого было не избежать. — Как только стало известно об открытии Хана, русские физики сразу же включились в урановую гонку. В апреле сорокового советская академия объявила в ежемесячном бюллетене о создании специальной комиссии по урановой проблеме. Примерно в это же время Бродский опубликовал статью о разделении изотопов урана, а, если не ошибаюсь, Курчатов и Френкель дали теоретическое объяснение процессу деления. И сделано это было независимо от Фриша, Уиллера и Бора. Одним словом, у русских были все условия для создания бомбы.

— Но немецкое наступление должно было перечеркнуть все их атомные планы, — стоял на своем Джонсон. — Они потеряли половину своей промышленности, главные сырьевые источники и большую часть территории.

— Именно это и могло заставить их сосредоточить все свои усилия на бомбе, — заметил председатель Комитета начальников штабов.

— А силы, а средства? — не сдавался Джонсон. — Они были раздеты и разуты и все, что только имели, отдавали фронту. Что они могли сделать в своих заснеженных городах, где электричество включалось только на несколько часов в сутки? Можно лишь удивляться, что им вообще удалось устоять.