Когда-то это была чуть ли не самая богатая улица мира. Да и теперь здесь можно купить уникальные бриллианты, баснословно дорогие украшения из платины и белого золота, тройку рабочих слонов, эротическую скульптуру из нефрита. Не случайно торговцы, разбогатевшие на местном базаре, не спешат расстаться с тесными лавчонками, положившими начало бурному процветанию. А ведь у многих из них есть роскошные магазины в Новом городе, офисы в Бомбее, охотничьи домики на гималайских курортах. И дело тут не в суеверии и не в сентиментальных мотивах. Чандни-чоук - все еще главная «толкучка» Индии. Здесь совершенно неожиданно может подвернуться сделка, которой бы не побрезговали даже дельцы с Уолл-стрита. Я знаю одного токийского толстосума, который держит в Старом городе филиал своей фирмы. На всякий случай, в преддверии выгодного заказа.

Стоит пройтись по многокилометровой оглушительной улице Лунного света с ее тесно прижатыми друг к другу лавчонками и магазинами, чьи фасады пестрят миллионами вывесок и рекламных щитов, постоять среди разносчиков и перекупщиков, невозмутимых садху, паломников, ошарашенных столпотворением крестьян и профессиональных нищих, и вы увидите именно Индию. Повозки, запряженные пони и зебу, слонов, верблюдов, велорикш и извозчиков-тонг. Разве это не Индия? И заклинатели змей с дудочкой из двойной тыквы и кобрами в плоских корзинах, и бродячие гуру, и сидящие на гвоздях йоги. Но ведь и спутник «Ариабата» собран в Индии, и металлургические гиганты в Бхилаи и Бокаро тоже построены на индийской земле. Как бы ни был сложен облик страны, он неделим. Чандни-чоук в Старом городе так же характерен для нее, как университет, музеи и научно-исследовательские центры Нью-Дели.

Мрачной статистике, фиксирующей количество безработных и бездомных, новая Индия тоже противопоставляет свои цифры. Число объектов, сооруженных с помощью Советского Союза, - заводов и нефтепромыслов, электростанций и институтов, фабрик и ферм - приближается к восьмидесяти. Эти предприятия дают в настоящее время 20 процентов электроэнергии, 30 процентов стали, 50 процентов нефти, 60 процентов тяжелого электрооборудования, 80 процентов изделий металлургического производства, выпускаемых страной в целом. Это работа для миллионов высохших от нищеты рук.

Среди делийской интеллигенции появляется все больше людей, изучающих советский опыт. Особенно памятен мне писатель Бхишам Сахни, который несколько лет прожил в Советском Союзе. Он не только говорит по-русски, но и постоянно подчеркивает ту роль, которую сыграла советская литература в его собственном творчестве.

Сюрпризы начались сразу, едва мы вошли в уютную квартиру Сахни. Его жена - вскоре выяснилось, что она сотрудник корпункта АПН, - предложила нам охлажденный сок манго. Пока длилась неизбежная церемония знакомств и взаимных представлений, в комнату незаметно проскользнула удивительно красивая молодая женщина с подносом, уставленным бутылочками минеральной воды и тоника. Я смотрел на нее во все глаза, силясь вспомнить, где мы могли встречаться. Я не знал ее - это было очевидно, - но тем не менее не мог отделаться от навязчивого ощущения, что хорошо знаю и это одухотворенное лицо, и эти умные глубокие глаза, чуть прищуренные от еле сдерживаемого смеха. Однажды со мной уже было такое, когда я, лицом к лицу столкнувшись с популярной дикторшей телевидения, попытался «выяснить отношения». Ей такие ситуации были привычны, и все вскоре встало на свои места. Но Дели не Москва. Я решительно не знал, как вести себя со знакомой незнакомкой в белом сари.

– Вы не узнаете меня?
– спросила она на безукоризненном русском языке и, не выдержав, расхохоталась.
– Мы же только вчера разговаривали с вами в Центре русских исследований.

– Ах да!
– Я беспомощно махнул рукой и попытался достойно выйти из положения:

– Нет, вас-то я узнал сразу. Просто смешался от неожиданности… Не знал, что вы знакомы с мистером Сахни.

– Вы уже познакомились с моей дочерью?
– подошел к нам Бхишам.
– Она в самом деле хорошо говорит по-русски?

– Мы с ней старые друзья.
– Теперь я чувствовал себя на коне и мог шутить: - У нас общее увлечение - Булгаков.
– Я вспомнил вопросы, которые она задала мне на встрече в университетском городке.
– Что же касается языка, то он безупречен.

Вскоре мы уже непринужденно болтали о «Мастере и Маргарите», о московских общих знакомых. Незаметно разговор переключился на Гималаи, и я поведал о сокровенной мечте увидеть тайные святыни Непала и сопредельных стран.

– Поразительное родство интересов!
– В голосе моей очаровательной собеседницы вновь проскользнула веселая нота.
– Вы любите Булгакова, как я, и бредите Гималаями, как мой муж. Сейчас я вытащу его из кабинета. У нас богатейшая коллекция слайдов. Муж объездил весь Ладакх, Сикким и Бутан и все заснял на цветную пленку. Даже подземные пещеры.

– Но там же темно. Неужели ему разрешали пользоваться вспышкой?

– О, это целая эпопея. Пусть лучше он сам расскажет, как расставлял зеркала из блестящей фольги и направлял солнечный свет в кромешную тьму. Гималаи - его конек, и мне не хочется отбивать чужой хлеб. Есть такая поговорка?

Зеркала из фольги, которые практически ничего не весят, которые ничего не стоит скатать в рулон. Где-то я уже читал об этом: о неистовом солнце Гималаев, чьи лучи заставляют взрываться буйные краски росписей во мраке подземелий, и о зеркалах, что, в отличие от электрического освещения, не нарушают покоя тантрийских божеств.

– Постойте!
– Я чуть не вскочил со стула, пораженный внезапной догадкой.
– Вашего мужа случайно зовут не Маданджат Сингх? Я уже заранее готов к любым чудесам.

– И напрасно. Чудо не состоится. Но не огорчайтесь. Мы близко знакомы с Сингхом и с удовольствием устроим вам встречу с ним. Хотите?

– Еще бы! Его «Гималайское искусство» стало моей настольной книгой.

– Вот и прекрасно. А теперь займемся слайдами.

И померк свет, и раздвинулись стены, а в белом прямоугольнике экрана вспыхнуло небо, невероятное, страшное, отрешенное небо без облаков.