Главный дворец построили на самой вершине, он заполнил своим основанием все углубления и спуски. Потом его окружили высокой каменной стеной. Он не был похож ни на одно сооружение в мире. Жмущиеся друг к другу, низко усеченные пирамиды во много этажей и типично тибетские плоские крыши образовали неповторимый, резко асимметричный ансамбль.

Во дворец вели три широкие лестницы с лицевой стороны и две боковые дороги, которые тоже потом переходят в каменные лестницы. По этим дорогам устремлялись во дворец различные должностные лица, которых далай-ламы рассылали по всему Тибету. Лестницы для пеших, дороги для конных. На круглом дворе всадники спешивались, слуги отводили животных в конюшни, а перед путником открывалась лестница, ведущая в небо. Казалось, ей не будет конца.

Главные святыни и апартаменты далай-лам находились в центральной части дворца, выкрашенной в красно-коричневый цвет, которая так и называлась Потала Побран-Мар-по, то есть Красный дворец.

В нем находился зал для духовенства дворцового факультета, именуемого Нам-чжял. Он состоял из сотен лам, постоянно живущих в Потале и совершающих богослужения во здравие далай-лам. Над залом дацана размещались тихие покои, в которых тускло поблескивало золото чортэней, в коих хранился прах всех далай-лам, начиная от великого Пятого.

Предшественники этого «фараона-строителя» были похоронены в Дрепунг Галдан-по-бране, а самый первый далай-лама - в монастыре Ташилхунпо.

Конечно, строитель Поталы, шестнадцать лет после смерти числившийся в живых, удостоился самого богатого мавзолея. Говорят, что на его чортэнь ушло все золото и все драгоценные камни казны.

В наше время гималайские монастыри служат не столько убежищем отрекшихся от мира аскетов, сколько духовными школами. Будущие ламы приобретают здесь все необходимые знания - от азбуки до высших пределов богословия. Главное внимание в монастырских школах уделяется религиозной философии, состоящей из пяти отделов догматики, написанных индийскими учеными и переведенных на тибетский язык. После реформ Цзонхавы тибетские ученые написали к этим отделам многочисленные комментарии, которые изучались на специальных факультетах, созданных в свое время в монастырях близ Лхасы: Лабуне, Сэра и Галдане. Кроме богословских факультетов существуют еще и тайные (наг-па), где изучаются тантры и мистическая обрядность. Несколько особняком стоят медицинские дацаны, в которых ламы, посвятившие себя врачеванию, штудируют индо-тибетскую и китайскую медицину. В Ташилхунпо, где вплоть до конца 50-х годов пребывал панчен-лама, было три богословских факультета: Тойсамлин, Шарцо, Киль-кан и один мистический - Наг-кан.

Крупные монастыри обычно делились на общины. Каждая община, как правило образованная монахами-земляками, жила самостоятельной жизнью. У нее было свое обособленное имущество и даже отдельный храм, вокруг которого и располагались жилища монахов. Это превращало общину, или кам-цань, в своего рода территориально-административную единицу. Несколько кам-цаней составляли уже более крупную единицу, управляемую высшей богословской коллегией.

В каждом монастыре есть библиотека, зачастую хранящая уникальные документы, музей местной фауны и флоры или собрание различных иноземных диковин, и прежде всего священные реликвии. В монастыре при храме Склоненного Будды в Бангкоке я видел собрание минералов, коллекцию марок, большой орех сейшельской пальмы, книги, написанные на бамбуковых пластинках, ящик с окаменелостями и т. д. и т. п. Подлинная лавка редкостей. Марки, как я потом узнал, были завещаны монахом-филателистом.

Лама Учжень Чжямцо посетил в конце прошлого века знаменитое святилище Сах-гуру-чой-ван, где среди многочисленных реликвий находилось даже особо почитаемое чучело лошади, принадлежавшей гуру Падмасамбаве. Лошадь эта называется «чжамлин-нинь-кора», что значит могущая в один день объехать вокруг света. Заметив, что у знаменитой лошади недостает одной ноги, Учжень Чжямцо обратил на это внимание настоятеля.

«О, это случилось давно, - сказал настоятель, - ногу украл один паломник из Кама, чтобы передать чудесные свойства благородного животного местным лошадям».

Любопытно, что этот благочестивый вор почитался у себя на родине за святого. Вот какие чудеса может сотворить одно прикосновение к реликвии, осененной благодатью великого мага, который, помимо всего, разрешил монахам вступать в брак, положив тем самым начало многим нынешним сектам. Индийский монах Чжу-Адиша попытался потом отвратить гималайский буддизм от шаманства и вернуть ему прежнюю чистоту. Он призывал монахов отказаться от грубых обрядов и возвратиться к аскетической жизни. Основанная им секта получила наименование ка-дам-па, что значит «связанные предписанием». Но не всем последователям Адиши пришлись по нраву строгие предписания «чистой махаяны». Поэтому вскоре двое из его учеников создали самостоятельные секты: санью-па и карчжю-па, допускавшие различные послабления. Те же, кто сохранил верность учению Адиши, образовали потом секту ньиима-па. Так ветвилось древо гималайской махаяны. От главных ветвей во все стороны бежали маленькие побеги таких сект, как карма-па и т. п. В XIII веке большое влияние приобрела секта сакья-па. Это произошло потому, что овладевшие Тибетом монгольские императоры приблизили к себе тогдашних иерархов секты Пакба-ламу и Сакья-пандита, предоставив им даже светскую власть. После изгнания монголов из Китая в Тибете появился Цзонхава, от которого, как уже говорилось, и пошла «желтошапочная» секта гэлуг-па. Преемники Цзонхавы установили новый догмат о последовательных воплощениях божеств и выдающихся буддийских деятелей в образе людей. Благодаря этому «желтошапочная» секта и приобрела свое влияние. Ведь «великие цари», боги и святые никогда не переводились в ее недрах. Они лишь меняли свое мирское воплощение, не покидая, впрочем, монастырей. Поэтому, когда в Китае утвердилась Маньчжурская династия, во главе светской власти Тибета был поставлен один из главных иерархов желтошапочников - далай-лама, в котором жила неумирающая душа бодхисаттвы Авалокитешвары. Такое положение «желтошапочной» секты гэлуг-па позволило,ей понемногу распространить свой авторитет и на другие секты. Постепенно они даже сблизились с красношапочниками, сохранив лишь немногие из прежних особенностей. По сути разные секты отличаются друг от друга лишь собственным богом-покровителем. Ну и, разумеется, духовенству древнего толка по-прежнему разрешалось жениться. Это не курьезные исторические мелочи. Вплоть до недавнего времени они играли важную политическую роль в судьбах стран Центральной Азии. И продолжают играть теперь, хотя Тибет утратил самостоятельную роль и от былой метрополии осталось лишь одно независимое королевство да несколько номинальных княжеств. Уже в 1912 году духовный и политический глава тогдашней Монголии богдо-геген, несмотря на титул живого бога и высший монашеский ранг, взял в жены женщину княжеского рода, которую объявил своей шакти и воплощенной Белой Тарой.

В Улан-Баторе мне показали зимний дворец богдо-гегена. Теперь там музей, филиал Государственного Центрального музея. Когда умер популярный в Монголии Джавзандемба-хутухту, его душу по приказу маньчжурского императора поехали отыскивать в Тибете. Так и попал пятилетний тибетский мальчик в далекую степную страну. В 1911 году, когда Халха-Монголия отделилась от Китая, он провозгласил себя ханом, и Монголия стала государством с теократической системой правления. Как свидетели этих событий у парадных ворот дворца остались два столба: для государственного и религиозного флага. Богдо-геген обещал освободить всю страну от иноземных поработителей с помощью Белой Тары, ставшей его женой. Не прошло и десяти лет, как это сделала народная революция…

В горах Покхары, у самого подножия Аннапурны, дарительницы пищи, я видел скромный монастырь секты карма-па, единственными обитателями которого были пожилая супружеская чета с тремя детьми. Укрывшись от мира на невероятной крутизне, они вели простую, непритязательную жизнь обычных непальских крестьян.

– Кем он станет?
– спросил я, кивнув на четырехлетнего шалуна, гонявшего по пыльному полу холодного, продуваемого ветрами храма консервную банку.

– Когда я умру, он займет мое место, - равнодушно ответил отец и вдруг улыбнулся, вытирая руки (мы застали его за рубкой дров) о загрязненную коричневую тогу.
– А может, действительно станет хоккеистом? На это можно прожить?