– Зато дешево. И притом, вы сами говорили, много солнца.

– И тараканов.

– Еще одним воспоминанием о родине больше.

– А другое какое же? Впрочем, я заболталась с вами. Мне ведь давно пора, я и так уже опоздала.

Она хотела, по-видимому, подать руку, но раздумала и, приветливо кивнув мне, быстро пошла в противоположную от меня сторону.

– Странная какая! – вслух проговорил я и пошел куда глаза глядят, любуясь и голубой полосой неба наверху и красивой оригинальностью этого города.

В Милане, куда я вернулся, был какой-то народный праздник. На другой день в Dal-Verme, первом после «Скалы» театре, в последний раз пела Миньону Ферни-Джермано. На третий и на четвертый ничего не случилось, но я как-то позабыл о своем обещании, на пятый не вспомнил о нем, а на шестой меня потянуло к морю, в Геную. Расстояния тут короткие. Четыре с половиной часа, и после жаркого, душного Милана, перевалив Апеннины, вы дышите нежной и оживляющей brezza – ветерком с моря, ласковым как прикосновение локона любимой женщины, тихим, как ее сонный лепет, в котором вы скорее сердцем, чем ухом, отгадываете свое имя.

Дивно хороша была морская даль, сливавшаяся с небом, так что смутные силуэты каких-то судов казались совсем воздушными, скользящими по лазури небесной, точно они вышли из тех облаков, медленно и лениво таявших посреди напоенного солнечным светом простора. А тут на помощь морю и небу пришла южная песня, родившаяся свободной волной и, как вал в берега, бьющаяся в ваше сердце с какой-то неразгаданной, но гармоничной мольбой… С южной песней улыбнулась южная красота… До Монцы ли с ее отшельницей было!..

Только через месяц я вернулся в Милан. В первый же день мне понадобилось быть зачем-то в знаменитой галерее Виктора-Эммануила. Я пошел туда и только что уселся пить кофе около знаменитого ресторана Biffi, как увидел мою монцскую знакомую выходящую с пачкой нот в руках из знаменитого музыкального магазина Джулио Реккорди. Кровь так и прилила мне к щекам. Стыдно было. Вспомнил я и неисполненное обещание, и ту мольбу, какая слышалась в ее голосе, когда она просила у меня русских газет и книг. В первый момент я хотел было уйти внутрь ресторана Биффи, да надо было сначала расплатиться с «cammeriere», а его здесь скоро не дозовешься. Между тем Анна Васильевна, как она назвала себя в первый раз, шла прямо по направлению ко мне.

Оставалось одно – самому ей двинуться навстречу… Я так и сделал.

Когда она увидела меня и вспыхнула, я по выражению ее глаз догадался, что эта встреча ей совсем неприятна! Еще бы! Она даже опустила их и хотела пройти мимо, но тут я сам заговорил:

– Анна Васильевна! Не знаю, как и прощения у вас просить…

– Вы о чем это? Здравствуйте.

По своему обыкновению она не подала руки.

– Как, вы о чем? Я вам наобещал и книг, и журналов… И все это забылось разом.

– Я уже привыкла к этому. На русскую аккуратность полагаться все равно… все равно, что на ветер.

– Слава Богу!

– Что вы это?

– Вы браниться начинаете, следовательно, не так сердитесь. А я! Я, ей Богу, только сейчас вспомнил о своем обещании, как вас увидел. Вовсе не до того было.

– Дела?

– Да.

– Ну разумеется. У нас всегда дела.

– Меня даже не было в Милане это время. Я ездил на Ривьеру.

– Что, хорошо там?

– Да! Море…

– Ах, как бы я хотела к морю! – страстно вырвалось у нее.

– Что же вам мешает? Сели, четыре часа – и вы там.

– Да, но меня доктора не пускают. Да притом!.. – И она не закончила.

Я взглянул на нее пристально. Чахоточный румянец уже весь в точку сосредотачивался на скулах, глаза ввалились глубже. Синие круги вокруг них и рта сделались резче. Синими пятнами казались впадины у висков, бледное ухо без румянца, безжизненное как бумага; дышит она с усилием, нос заострился.

– А вы бы не обращали внимания на докторов и ехали…

– Да. Я, может быть так и сделаю. Поеду в самом деле. И скоро поеду! – с нервной веселостью заговорила она. – А знаете, вы, собственно говоря, отлично сделали, что не исполнили тогда своего обещания.

– Почему? Вы получили от другого?

– О, нет! Где получишь? Здесь не у кого взять!.. Но, знаете, я уж так замерла, перестала думать о России, почти не тянет домой… Все-таки легче. А тут явились бы книги, газеты… и вспомнилось бы. А этого теперь не нужно, не следует. Да, разумеется, не следует, – словно сама с собою говорила она, опустив глаза вниз. – Не тянет… Без книг лучше.

– Какая вы загадочная! – вырвалось у меня.

– Нет, я не загадочная… Я совсем простая даже. Только не надо. Я помню один раз у Куццани здесь русский зимний вид встретила. Поле, засыпанное снегом, и избу, похожую на сугроб, под безлистной березой. Чуть не уехала в тот же день.