Шрифт:
Рассматривая эти методологические и концептуальные проблемы, я буду опираться на широкой спектр научных знаний, в том числе на такие активно развивающиеся дисциплины, как экокритицизм и исследования животных (animal studies), которые недавно начали сближаться со славистикой, а также на работы по истории окружающей среды. Хотя эта книга посвящена прежде всего истории культуры, я буду выборочно обращаться к длительным и обстоятельным дискуссиям о волках, происходившим в области биологии дикой природы и природоохранной биологии. Следует отметить, что между западными и российскими исследователями, занимавшимися волками, происходил сравнительно малый взаимообмен идеями, особенно в областях, не имеющих прямого отношения к зоологии. Одна из моих главных целей состоит в устранении этого пробела с помощью привлечения методов современной западной науки для анализа исторического значения волков в императорской России.
И экокритицизм, и исследования животных можно рассматривать как дисциплины, развившиеся из культурологии, причем исследования животных представляют собой ответвление экокритицизма 3 . Как и культурология в целом, экокритицизм стремится к сколь возможно более широкому постижению своего предмета, задействуя такие разнообразные дисциплины, как история, антропология, литература, журналистика, визуальные искусства и естественные науки. Экокритицизм исследует фундаментальную проблему: как человечество видит себя во взаимоотношениях с природой и как эти взгляды варьируются в зависимости от общественного устройства и с течением времени, особенно когда получают выражение в литературе и искусстве. Исследования животных в идеале должны сочетать эту широту охвата с особым вниманием к этическим и экологическим последствиям взаимоотношений человека с животными; поэтому многие исследователи, работающие в этой области, включая меня, предпочитают употреблять более обобщающий термин – исследования человека и животных (human-animal studies). Основополагающий тезис антропозоологии состоит в том, что способы, при помощи которых люди воспринимают и изображают других животных, существенно характеризуют не только наше взаимодействие с природным миром и влияние на него, но также наше представление о самих себе и обществе 4 .
3
Экокритицизм зародился довольно давно, однако признанным направлением в литературоведении стал лишь в последние десятилетия, особенно после основания в 1993 году рецензируемого журнала «Междисциплинарные исследования по литературе и окружающей среде» («Interdisciplinary Studies in Literature and the Environment» – ISLE) и финансирующего его общества, Ассоциации по изучению литературы и окружающей среды (Association for Study of Literature and Environment – ASLE). Основополагающие работы в этой области см. [Glotfelty, Fromm 1996; Carr 2000; Rosendale 2002; Garrard 2004; Clark 2011].
4
Исследованиям животных положили начало работы о защите животных и их правах, принадлежащие таким авторам, как Питер Сингер [Singer 1975], но только в последнее время эта дисциплина набрала силу и обзавелась различными ответвлениями. Активистские исследования, утверждающие, что описание и анализ сами по себе не являются адекватным ответом на притеснения животных со стороны людей, по-прежнему составляют неотъемлемую часть исследований, к которым многие из приверженцев активистских исследований предпочитают применять определение «критические». Ярким примером этого подхода является «Журнал критических исследований животных» («Journal for Critical Animal Studies»), который «предназначен для развития активистского понимания истории, практики, теории и политики освобождения животных, а также для стимулирования исследований по исследованиям животных» (см. URL:(дата обращения: 30.01.2023)). Следует упомянуть еще одно периодическое издание – «Журнал об обществе и животных» («Society & Animals Journal»), основанный, как и ISLE, в 1993 году, и выходящую при нем книжную серию по антропозоологии («Human-Animal Studies Book Series»), также выпускаемую Институтом по проблемам животных и общества (Энн-Эрбор, Мичиган) (см. URL:(дата обращения: 30.01.2023)). Сфера антропозоологии стремительно расширяется в различных направлениях, поскольку специалисты в этой области опираются на разную научную базу, по-разному находят баланс между научной «объективностью» и нравственным пафосом, а также справляются с трудностями, возникающими при работе на стыке научных дисциплин. «Мета-дисциплинарная» природа этой научной области убедительно раскрыта в недавней работе [McHugh 2014]. Среди других важных коллективных трудов по этой теме см. [Rothfels 2002; Gross, Vallely 2002; Taylor, Twine 2014]. В своей книге я буду обращаться ко многим отдельным работам, входящим в их состав.
В последнее десятилетие славистика начала вбирать в себя опыт этих все более значимых и нередко переплетающихся между собой научных дисциплин, а также исследований по истории окружающей среды в более широком смысле. Например, в 2009 году известный журнал Slavic Review посвятил свой весенний номер теме «Природа, культура и власть». Через год вышла книга «Другие животные: русская культура за пределами человеческого» [Costlow, Nelson 2010]. Этот сборник мультидисциплинарных работ, посвященных значению животных в русской культуре, включает мою первую публикацию о русских волках, а также статьи других авторов о медведях, собаках, народной ветеринарии, оленеводстве, образах животных в литературе с XIX века по настоящее время. В предисловии к сборнику его редакторы Джейн Костлоу и Эми Нельсон подчеркнули, что на Западе сохраняется тенденция рассматривать «Россию как дикую противоположность Европе, экзотическое (или заслуживающее сочувствия) человеческое существо, в чем-то более близкое к природе и царству животных» [Ibid.: 4] 5 . Я покажу, что такому восприятию России на Западе во многом поспособствовали именно волки. В книге Костлоу «Заповедная Россия: прогулки по русскому лесу XIX века» (2013; русский перевод 2020) с позиций экокритицизма исследуется значение лесных ландшафтов для русской культурной истории; в ней задействован обширный материал, от научных работ и журналов по лесоводству до произведений писателей и художников, что отчасти определило и мой подход к данной теме [Костлоу 2020]. Генриетта Мондри в книге «Политические животные: собаки в современной русской культуре» (2015) останавливается на той нередко трансгрессивной роли, которую собаки начиная с XVIII века играли в различных литературных и нелитературных произведениях [Mondry 2015]. В 2016 году журнал Canadian Slavonic Papers, отмечая «взрыв интереса к вопросу, каким образом животные способствуют формированию человеческой идентичности и опыта», объявил о приеме материалов для специального выпуска «Животные в Восточной Европе и России». Славистика вполне отчетливо начала перенимать эти плодотворные методы 6 .
5
Эта книга представляет собой смелую попытку использовать методы антропозоологии для интерпретации русской культуры и собрать воедино многообразные междисциплинарные точки зрения по данному вопросу; в книгу входит моя статья [Helfant 2010]. Интерес представляет и другой недавний сборник, включающий статьи как российских ученых, так и их европейских коллег [Геллер, Виноградова де ля Фортель 2010].
6
Среди работ, основанных на методах экокритицизма и посвященных императорской России, см. [Ely 2003; Newlin 2003; Rosenholm, Autio-Sarasmo 2005; Helfant 2006; Newlin 2012]. В дальнейшем я буду обращаться и к другим работам.
Как ни странно, еще никто из исследователей не рассматривал с этих позиций роль волков в Российской империи, тогда как их экологическому и историческому значению во многих других культурах посвящено огромное количество научных и популярных книг. В советское время большинство работ о волках имело зоологическую и прагматическую направленность, и современные российские исследования, как правило, не опираются на новейшие наработки в области экокритицизма и антропозоологии, принадлежащие западным ученым. Кроме того, западные исследователи, даже те, которые стремятся изучать волков в компаративной и межнациональной перспективе, в целом привлекают мало информации о волках в России, что является следствием языковых трудностей и отсутствия прочных традиций научного взаимодействия между российскими учеными и их зарубежными коллегами – за пределами как бывшего соцлагеря, так и современного постсоветского пространства. Например, группа из восемнадцати преимущественно европейских исследователей, объединившихся в 2002 году для масштабной работы по систематизации и анализу исторических свидетельств о нападениях волков на людей по всему миру, с самого начала высказывала сожаление, что не может привлечь к сотрудничеству никого из российских коллег 7 . В представительном издании «Волки: поведение, экология и сохранение» (2003), выпущенном под редакцией ведущего американского специалиста по волкам Л. Дэвида Меча и итальянского исследователя Луиджи Боитани, России и Евразии уделено относительно мало внимания [Mech, Boitani 2003] 8 . Для недавней обстоятельной монографии о волках, написанной британским антропозоологом Гарри Марвином, основным источником сведений о российских волках послужила моя глава в сборнике «Не только люди» (2010) [Marvin 2016: 131, n. 14]. Коллективная монография «Сомнительная сказка: исторические взаимодействия между людьми и волками» (2015), включающая четырнадцать обстоятельных глав о волках в Западной Европе и Северной Америке, лишь мимоходом касается истории волков в Российской империи и включает только одну главу, посвященную постсоветскому пространству, – о недавних нападениях волков в Средней Азии [Masius, Sprenger 2015a] 9 .
7
См. [Linnell et al. 2002: 3]. В этом скрупулезном исследовании, выполненном целым коллективом авторов, проанализирована история нападений волков на человека преимущественно с XIX века до настоящего времени. В нем предпринята попытка глобально рассмотреть этот вопрос, а современная российская популяция волков признана крупнейшей в мире (ок. 40 тысяч), уступающей только североамериканской (ок. 60 тысяч) [Ibid.: 18, 24]. Согласно этому исследованию, за всю историю абсолютное большинство нападений на человека совершали бешеные волки, при этом отмечается, что в Северной Америке волки, не страдающие бешенством, крайне редко проявляют агрессию в отношении людей, а в России подобные нападения происходят чаще [Ibid.: 24–25, 28–31].
8
Тема российских волков затрагивается в этой книге несколько раз, главным образом посредством отсылок к работам советского исследователя Д. И. Бибикова, к которым вскоре обращусь и я.
9
Далее я буду цитировать отдельные статьи из этого издания.
Что касается российских исследователей, то кульминацией изучения волков в советский период стал 600-страничный том под названием «Волк: происхождение, систематика, морфология, экология» [Бибиков 1985] 10 – коллективный труд более чем 20 авторов, выпущенный Издательством Академии наук СССР в 1985 году под редакцией известного зоолога Д. И. Бибикова. Имея преимущественно зоологическую направленность, этот труд включает краткий раздел об отношении человека к волкам, а также о нападениях волков на домашний скот и диких животных, и хотя основное внимание в книге уделялось волкам Советского Союза, она получила международное признание как ключевая работа о волках. Об этом признании свидетельствует ее перевод на немецкий язык, вышедший через три года [Der Wolf 1988]. Помимо Бибикова в западных исследованиях о волках часто упоминается еще один советский специалист – М. П. Павлов, чья 350-страничная монография «Волк» вышла в 1982 году (второе издание – в 1990 году) [Павлов 1990]. Примечательно, что Павлов уделяет значительное внимание нападениям волков, не страдающих бешенством, на людей и особенно детей; впоследствии его работу как цитировали в качестве достоверного источника, так и критиковали за преувеличения 11 .
10
Под редакцией Д. И. Бибикова также вышел сборник материалов конференции 1987 года, на которой особое внимание уделялось методам контроля над популяцией волков, см. [Бибиков 1989].
11
См. главу «Опасность волка для людей» [Павлов 1990: 136–169]. Убедительную критику методологии и выводов Павлова см. в [Linnell et al. 2002: 24–25]. В своей книге я задействую большое количество первичных источников о нападениях волков на людей в царское время, поэтому не буду непосредственно присоединяться к этой дискуссии.
Насколько мне известно, самое обширное исследование о русских волках, принадлежащее нерусскому автору, содержится в одной весьма своеобразной книге, представляющей собой свод материалов, собранных отставным чиновником правительства США с явной целью показать несостоятельность сентиментальных взглядов на волков, свойственных, по его мнению, западным защитникам живой природы. «Волки в России» Уилла Н. Грейвза включает в себя разнообразные и основательные сведения, связанные прежде всего с волками в России XX века. К сожалению, этот тенденциозный труд, в котором дореволюционному периоду отведено всего несколько страниц, не соответствует научным стандартам в смысле структуры и организации текста, точного и последовательного цитирования, теоретической обоснованности [Graves 2007] 12 . Также в 2011 году была опубликована немецкая книга, включающая в себя полный русский текст важной правительственной брошюры 1876 года, в которой представлены статистические данные о популяции волков в России и об ущербе, наносимом ими сельскому хозяйству; также в книгу вошли другие свидетельства современников и небольшие статьи новейших исследователей. В целом в книге пропагандируется сугубо отрицательное представление о волках, а для подкрепления этой позиции используется российский исторический опыт 13 .
12
По мнению Грейвза, крупная популяция волков в России демонстрирует, какое разрушительное воздействие могут оказывать волки, если их численность недостаточно контролируется. Также он утверждает, что волки разносят паразитов и болезни, создавая угрозу для других видов, и даже не страдающие бешенством волки регулярно нападают на людей без всякого повода. Эти оценки расходятся с точкой зрения, которой придерживается большинство современных биологов, изучающих дикую природу. Разбор книги Грейвза см. в [Shaw 2009]. Грейвзу, который не является академическим исследователем, а выучил русский язык во время работы переводчиком в ВВС США и неизменно интересовался русскими волками, принадлежит еще одна книга о волках, написанная в соавторстве с юристом Тедом Лайоном и выпущенная на личные средства последнего. См. [Lyon, Graves 2014]. Эта книга направлена против предпринимаемых в последнее время попыток возобновить и усилить меры по защите волков в континентальной части США. В книгу входят две короткие главы о волках в России, написанные Грейвзом; в них, как и в его более ранней книге, ссылки на источники даются спорадически (это касается даже точных цитат и цифр), а также содержатся очевидно ложные утверждения, например: «Известно, что люди, покусанные животными – разносчиками бешенства, умирают в ста процентах случаев, если не получают помощь до появления симптомов болезни» [Ibid.: loc. 1613]. В действительности шансы, что у человека, покусанного бешеным животным, разовьется бешенство, значительно варьируются в зависимости от характера укусов и других факторов, о чем я более подробно скажу в соответствующей главе. Учитывая ошибочность и предвзятость, свойственные работам Грейвза, я буду лишь изредка ссылаться на них в ходе своего исследования. Рецензию на книгу 2014 года, отмечающую некоторые из ее недостатков, см. в [Wydeven 2016]. Уайдевен, с 1990 по 2013 год руководивший программой по восстановлению и регулированию численности волков в Висконсине, приходит к выводу: «Из-за отсутствия научного подхода и обилия ложной информации я бы не стал рекомендовать эту книгу. В конечном счете “Настоящий волк” – это политизированная работа, имеющая целью создать отрицательное отношение к волкам и обеспечить поддержку этому отношению» [Ibid.: 1335].
13
См. [Rathgeber, Bonvicini 2001]. Особенная ценность этого издания состоит в том, что благодаря ему стал доступен текст брошюры Лазаревского 1876 года, которая является библиографической редкостью, в чем я убедился, когда проводил первичные исследования в России. Как и работа Грейвза, издание 2001 года стремится подорвать веру в то, что волки и люди могут сосуществовать даже в условиях современности. Например, один из его основных авторов, немецкий врач и бывший университетский преподаватель Вальтер Ратгебер, резко возражает против восстановления популяции волков в Европе, утверждая, что «возвращение волков в наш культурный ландшафт равносильно санкционированному разведению саранчи» [Ibid.: 165]. Он приходит к выводу: «Сохранение волков спонсируется за счет наших средств, нашего благосостояния, нашей сверхурочной работы и наших налогов. Однако реальной ценой этого является ущерб, наносимый нашим общественным нормам и ценностям и, что не менее важно, общественному и личному здоровью. Иными словами, цена высока, и в конечном итоге в жертву приносится наше будущее» [Ibid.: 169] (жирный шрифт в оригинале). Брошюру Лазаревского я подробно рассмотрю во второй главе.
Две относительно недавние работы по истории окружающей среды, напротив, представляют собой прекрасные примеры интерпретации многовекового сосуществования волков и людей в двух очень разных культурах: колониальной Америке и феодальной Японии. Историк Джон Коулмен в книге «Жестокость: волки и люди в Америке» очерчивает историю преследования волков человеком в колониальной Америке, на последних страницах затрагивая недавние попытки восстановить волчью популяцию. Исследователь обращается к истории, фольклору, религиозным убеждениям колонистов, а также задействует сведения по биологии дикой природы, объясняя поразительную жестокость колонистов по отношению к волкам, которые не только угрожали их домашнему скоту, но и препятствовали стремлению обжиться в диких краях Нового Света. Особенно ценно наблюдение Коулмена, что распространенные у колонистов истории о нападениях волков на беззащитных людей искажают действительность, поскольку в реальности сами люди истребляли волков [Coleman 2004]. Читатель быстро понимает, что «жестокость», вынесенная в заглавие, в большей степени характеризует многолетнюю позицию и действия людей по отношению к волкам, нежели самих волков.
Историк Бретт Уокер в книге «Погибшие волки Японии» исследует историю почитания и последующего уничтожения волков уже в иных культурных условиях. Уделяя особое внимание месту волков в народной культуре и синтоистской религии, Уокер прослеживает движение от традиционных айнских верований, согласно которым волки заслуживали почитания, к возрастанию страха перед бешеными волками в XVIII веке и истреблению волков в XIX веке при помощи охоты и отравы, в результате чего к 1905 году в Японии волков не осталось. Опираясь на междисциплинарный и компаративный методы, исследователь описывает, каким образом современность, в том числе научный прогресс и развитие экономической мысли в XIX веке, привела к фундаментальным сдвигам в восприятии волков японской культурой [Walker 2005] 14 .
14
Обе эти работы (как, впрочем, и моя) многим обязаны книге Барри Хольстена Лопеса «О волках и людях» [Lopez 1978] – уже ставшему классическим исследованию взаимоотношений между человеком и волком на протяжении всей истории, в различных цивилизациях. Лопес изображает волков сочувственно и особо останавливается на том, как коренное население арктических районов Аляски столетиями сосуществовало с волками; тем самым намечается перспектива, которая разительно отличается от традиционного негативного восприятия волков и закладывает основу для переоценки отношения к волкам, сохраняющегося до настоящего времени. Подробный и содержательный обзор, каким образом человеческие общества выстраивали отношения с крупными хищниками, см. в [Quammen 2003].