Шрифт:
— Я бы очень хотел вам помочь, но этот дом принадлежит молодому господину, и только он может решать, кто будет здесь гостить. К сожалению, ничего не могу сделать в этой ситуации. Если вам не нужен чай, я пойду.
Разворачивается и стремительно уходит. Очень хочется последовать его примеру, но понимаю, что так просто эту проблему не решить.
Женщина сердито на меня смотрит, затем опускается в соседнее кресло и высокомерным тоном спрашивает:
— Сколько?
— Что, простите?
— Сколько тебе нужно заплатить, чтобы ты оставила в покое моего сына? Сто золотых хватит?
В ступоре смотрю на нее, не понимая, как именно можно на такое ответить. Она же расценивает мое молчание по-своему:
— Хорошо! Я дам тебе пятьсот золотых, но ты должна сегодня же съехать и перестать вешаться на моего сына!
То, что кто-то снова считает, будто я могу быть такого рода девушкой, злит меня настолько, что слова вылетают прежде, чем могу их остановить:
— Я не продаюсь! И ни на кого не вешаюсь! И если бы меня интересовали только деньги, тем более не стала бы принимать ваше предложение!
— Да как ты смеешь!
— А как вы смеете! У вашего сына чудесные манеры, чего совсем не скажешь о вас! Как вы смеете сюда врываться и разговаривать со мной в таком тоне?!
— Еще не хватало, чтобы какая-то безродная девка указывала мне, как следует разговаривать! Ты отказываешься от денег, так чего же ты хочешь? Я готова подарить тебе небольшой домик в столице, но это все, что ты можешь от меня получить! Я никогда не дам согласия на ваш брак!
— В наше время уже не требуется согласие родителей, чтобы пойти к жрецам. Если мы решим пожениться, сможем сделать это и без вашего одобрения!
— Так ты не отрицаешь, что хочешь выскочить за него замуж?
— Раньше я об этом не задумывалась, но после вашего визита обязательно обдумаю эту мысль!
— Да как ты смеешь!
Она вскакивает со своего кресла и замахивается с намерением влепить мне пощечину. Но в это время в комнату вбегает Крайт и успевает перехватить руку родительницы. Женщина в ярости к нему разворачивается и кричит:
— Я требую, чтобы ты избавился от этой девицы!
Крайт с ошарашенным видом смотрит на нее, затем на меня и просит спокойным тоном:
— Тана, поднимись, пожалуйста, к себе. Мне необходимо поговорить с матерью наедине.
Спешно собираю учебники и убегаю в свою комнату — его просьба в точности совпадает с моим желанием. Закрываю за собой дверь и прижимаюсь к ней спиной. Внезапно мои колени слабеют, поэтому сползаю на пол. Сердце бьется, как бешеное. Мысли мечутся от благодарности за то, что он появился вовремя, и сожалений о собственной несдержанности, до страха, что мать сможет на него повлиять и мне придется съехать.
Через какое-то время нахожу в себе силы подобрать упавшие учебники и опускаюсь в кресло, а потом сижу, уставившись невидящим взглядом в окно.
Не знаю, сколько я так просидела, но из ступора меня выдергивает стук в дверь и голос Крайта:
— Тана, открой, пожалуйста!
Совершенно опустошенная выхожу в коридор, боясь поднять на него взгляд и услышать просьбу уехать. Он срывающимся от волнения голосом произносит:
— Я… Прости меня, пожалуйста! Я обещал тебе, что в моем доме с тобой не произойдет ничего плохого… и уже во второй раз не сдержал своего обещания. Я… я пойму, если ты больше не захочешь иметь со мной ничего общего. Но прошу — дай мне еще один шанс! Я поговорил с матерью, и она больше сюда не приедет! Тана… я прошу прощения! Прости меня, пожалуйста! Понимаю, что не заслуживаю второго шанса, но, пожалуйста…
Поднимая взгляд, вижу сперва его руки, с такой силой сжимающие края камзола, что костяшки побелели, затем бледное лицо, закушенную губу и глаза, в которых плещется волнение и беспокойство.
Не могу выдавить из себя ни слова от нахлынувшего облегчения, и когда он снова открывает рот в попытке что-то сказать, сокращаю разделяющее нас расстояние и целую. Неловко касаюсь его губ своими и на целое мгновение застываю. Затем, устыдившись своего порыва, отстраняюсь и тихо произношу:
— Я люблю тебя, Крайт. Пока я тебе нужна — я буду рядом.
Разворачиваюсь, возвращаюсь в комнату, закрываю за собой дверь и обессиленно прислоняюсь к ней лбом. Щеки пылают от смущения, сердце бьется так быстро, словно я пробежала несколько километров.
Какое-то время за дверью царит тишина, затем слышу удаляющиеся шаги и облегченно выдыхаю. Говорить и делать то, о чем сама давно мечтала, оказывается не таким уж сложным делом. Гораздо труднее справиться со своими эмоциями — чувствую себя совершенно беззащитной и уязвимой после признания.
Обед пропускаю, но к ужину понимаю, что пора прекращать свое затворничество. И не только потому, что желудок вдруг вспомнил о пропущенном приеме пищи и теперь издает голодные трели. Я не смогу избегать Крайта вечно, поэтому не стоит дальше откладывать нашу встречу.