— Коля, ты чего?

Он не отвечал, просто продолжал переть на мать, словно бульдозер.

— Ник, — в гостиной показался отец. — Что происходит?

— Назови мне хотя бы одну причину, мама, хоть одну причину, почему я не должен тебя сейчас придушить, — звеня от напряжения, произнес Ник, глядя на мать.

Он смотрел на нее как маньяк смотрит на свою жертву, ту, за которой так долго охотился и которая теперь в его руках. Ник не шутил, он не видел причин, по которым ему хоть на миг стоило бы сжалиться над этой женщиной. И плевать, что она его мать.

Она сделала все, чтобы потерять право носить это звание. Он помнил, все помнил. Сейчас, когда злость немного отрезвила Варшавского, он с точностью воспроизводил в воспоминаниях тот день пять лет назад. Мать развела его словно, как пацана десятилетнего. И глазки у нее были такие овечьи, сама невинностью. И голосок такой бархатный. И беспокойство во взгляде такое правдивое, что Ник просто не мог ничего заподозрить. А ведь именно после ее слов, он, сорвавшись рванул к Ане. Сейчас каждый кусочек паззла сложился в совершенно ясную для Ника картину.

— Николай, — гаркнул отец, видно, все еще считая, что, повысив голос на сына, она мог оказать на него хоть какое-то влияние. Вот только по факту чихать Ник сейчас хотел на тон отца.

— Одну причину, мама, — словно не замечая отца и отмахнувшись от него, как от назойливой мухи, повторил Ник, глядя на мертвенно бледную мать. И если сейчас ее бы хватил удар, Ник бы просто развернулся и ушел, потому что его мать умерла… умерла в тот момент, когда он окончательно понял, как ловко его развели.

— Ник, да что происходит? — всхлипнула женщина, явно давя на жалость, только Варшавского это ни разу не трогало.

— Какая же ты… вы оба, — зло оскалился Ник. — Пять лет, пять, мать вашу, лет, я слепо верил в созданный вами спектакль. Пять лет я верил в то, что женщина, которую я любил, мне изменила. Скажи, мама, стоили ваши амбиции пяти лет жизни трех человек?

Он видел, как расширились глаза матери, как во взгляде мелькнула тень понимания, как на дне голубых глаз затаился страх. Как мог он быть настолько слеп? Как мог так просто отказаться от собственного счастья?

— Что молчишь? — Ник схватил мать за предплечье и сжал его в своей большой ладони.

— Мне больно, Коля, — взвыла мать.

— Николай, — отец было сделал шаг.

— Ты тоже в этом участвовал? — не выпуская мать из захвата, Ник перевел полный ненависти взгляд на отца. — Ну, отвечай! — рявкнул он, на что родитель лишь отвел в сторону взгляд.

БИНГО!

Понимали. Сейчас они все понимали. Смотрели сыну в глаза и не испытывали и толики раскаяния. Не было его во взглядах родителей. И даже сейчас, когда Ник припер обоих к стенке, они, судя по глазам, лишь пытались найти способ выкрутиться, извернуться. И этих людей он называл своими родителями.

— Ну так что, мам? Продолжим играть в гляделки, или ты наконец расскажешь, какого, мать его, черта ты сделала!

— Я сделала то, что должна была, — упрямо поджав губы, выплюнула мать. Она и правда не раскаивалась и даже не пыталась разыграть это раскаяние. Ник бы, конечно, не поверил, но все же. Он вообще никогда больше не поверит этим людям, он больше о них даже вспоминать не захочет.

— Должна была разрушить мою жизнь? — вкрадчиво поинтересовался Ник, прожигая мать убийственным взглядом.

— Она тебе не пара, как ты этого не поймешь!? — заверещала мать, видно, считая, что, повысив голос, произведет на сына хоть какой-то эффект. Не произвела.

— Потому что ты так решила?

— Ты связался с девкой без гроша за душой, с голодранкой, я избавила тебя от ненужных последствий твоей глупой влюбленности. Думала, что избавила, но ты снова вляпался в эту…

— Лучше закрой рот, мама, — сильнее сжав предплечье матери, пригрозил Ник. — Кто ты такая, кто ты, мать твою, такая, чтобы играть жизнями людей? Кто дал тебе право распоряжаться моей жизнью?

— Я твоя мать!

— Ник, — отец все же вмешался, вырвал мать из захвата сына и встал между ними.

— У меня больше нет матери, — прошипел Ник, — и отца тоже нет.

— Я не позволю, слышишь, не позволю тебе с ней связаться! — завопила мать, да так громко, что у Ника практически заложило уши.

— Замолчи, — приструнил он, — истерики отцу устраивать будешь, на меня они давно не действуют. И в мою жизнь ты больше не влезешь…

— У тебя есть законная супруга, Николай, я скорее умру, чем допущу, чтобы ты снова связался с этой девкой. Я ее уничтожу, пущу ее голой по миру и выродка ее…