– Знаете, Леонар, вы не страдаете излишней скромностью, – заметила Мария-Антуанетта, которую забавляли эти речи.

– Может ли ваше высочество назвать мне имя куафера, который на моем месте не почувствовал бы законную гордость? Я пудрил и завивал всю Францию; в Париже самые хорошенькие головки Оперы, «Комеди Франсез» и Итальянской комедии доверяли мне; я способствовал известности мадемуазель Клерон, мадемуазель Гиймар, а мадемуазель Софи-Арну сама приходила умолять меня…

– А мужчины? – с любопытством спросила дофина. – Их вы тоже завиваете?

Леонар махнул рукой, словно далеко от себя отгоняя эту зловредную породу.

– Мужчин я тоже причесываю, но другим манером.

Мария-Антуанетта рассмеялась, что, похоже, мешало куаферу, который в данный момент выстраивал конструкцию из волос молодой женщины.

– Кстати, Леонар, – спросила дофина, – вы достали рецепт белил для лица для меня?

– Они в моем саквояже, мадам, это секрет мадемуазель Кошуа; он творит чудеса: вишня, мед, камедь, растолченные улитки. Я сообщу вам пропорции, очень важно, чтобы улитки были вскормлены на листьях латука.

– Мне вас послало небо; скоро я не смогу без вас обходиться. Я добьюсь выделения для вас маленькой квартирки здесь, в Версале.

– Ваше высочество слишком добры, – ответил покрасневший от удовольствия Леонар. – В такой близости от солнца красоты из-под моих пальцев будут выходить настоящие шедевры из волос.

Он отступил на несколько шагов и прищурился, оценивая свою работу:

– Пусть ваше высочество наберется терпения… Немного пудры, и я закончу.

Для того чтобы пудра не попала в глаза, Мария-Антуанетта прикрыла лицо большим картонным рожком, а Леонар напудрил ей волосы. Белое облако заполнило комнату, в одно мгновение все покрылось белым.

– А теперь, мадам, – сказал он, – позвольте мне предложить вам мушку. Всего одну. Мне кажется, она напрашивается сама. Ваше высочество предпочитает «галантную особу», «кокетку» или «любительницу поцелуев»?

– Приклейте мне лучше «страстную особу».

Леонар кончиками пальцев зацепил мушку из золотой с эмалью коробочки и ловко прилепил ее в углу левого глаза.

– Вот, – сказал он. – Ваше высочество может полюбоваться на себя.

Мария-Антуанетта наклонилась, но то, что возвышалось у нее на голове, не умещалось в зеркале; ей пришлось опуститься на колени, чтобы полностью увидеть голову, которая от подбородка до верхушки прически имела длину в добрый локоть.

– Но вы же построили у меня на голове целую пирамиду! – воскликнула она. – Не боитесь, что она окажется слишком высокой?

– Высокой? – с презрительной гримасой переспросил Леонар. – Да завтра же сотня придворных дам станет носить еще более дерзкие прически. Ваше высочество, именно высота и составляет оригинальность этой конструкции… Возможно, никогда прежде в вашем высочестве не было столько величия и величества…

– Вы надо мной насмехаетесь, Леонар?

– Я абсолютно серьезен, мадам, как и сейчас, говоря, что газеты несколько дней будут обсуждать эту прическу как главное событие.

Мария-Антуанетта, уже успокоившись, смотрелась в зеркало с все возрастающим удовлетворением.

– Вы правы, – признала она. – Эти три белых пера сбоку, закрепленные большим рубином посреди розового бутона, образуют удачную комбинацию, все здесь мне кажется совершенным и чудесно задуманным… А вот и мой муж, я спрошу его мнение.

Вошел дофин. Мария-Антуанетта бросилась к нему. При этом движении перья задели подвески люстры, издавшие хрустальный звон.

– Взгляните на меня, Луи. Что вы скажете о моей прическе?

Дофин быстро моргнул и взглянул на прическу жены светло-голубыми глазами.

– Хм! – ответил он. – Вы отлично знаете, Антуанетта, что я не разбираюсь в этих ваших штучках.

– Правда, очаровательно? Это мне соорудил Леонар, вот он, кстати. И у него на это ушло всего-навсего каких-то два часа…

– А! Так это вы Леонар? – спросил принц, меряя куафера взглядом.

– К вашим услугам, монсеньор! – пробормотал, похолодев, молодой человек.

– Я бы предпочел видеть вас, юноша, в рядах французской гвардии. Это более почетное занятие. Чем завивать и расчесывать локоны, вы, такой высокий и сильный, могли бы при случае хорошенько начесать врагам морды.

Дофин разразился грубым смехом, развернулся и, довольный собой, вышел.

Леонар обратил к небу глаза, полные мольбы.

– Святой Лен, – прошептал он, – небесный покровитель куаферов и цирюльников, сделай так, чтобы этот принц никогда не царствовал!

Теперь одна лишь Мария-Антуанетта осмеливается противостоять госпоже Дюбарри. Она поклялась никогда не говорить ей ни слова и не упускает случая ее задеть. Между ними идет глухая борьба с интригами и словесными колкостями, привносящая во дворец военную атмосферу.