– Спасибо, – женщина приняла букет белых астр. – Очень приятно. А вы, значит, и есть тот самый Семен Чеботарев, о котором Лена нам все уши прожужжала.

– Собственной персоной, – я уже взял себя в руки и не тушевался. – Она дома? А то нам поговорить над…

Фразу я закончить не успел, потому что на мне повисла хлюпающая носом Зосимова, а потом и вовсе разревелась. Пришлось так и заходить в квартиру, с висящей на шее девчонкой, а то соседи сбежались бы на бесплатное шоу. Мама Ленки, кстати, к выходке дочери отнеслась с юмором и, подмигнув мне, удалилась на кухню, откуда выглянул крепкий мужик в тельнике и трениках с растянутыми коленями. Но поздороваться я не успел, потому что мелкая потащила меня к себе в комнату. Я только ботинки успел стянуть, и все.

– Я-а т-так испугалась! – вроде реветь Лена прекратила, но все еще хлюпала носом. – Д-думала, тебя посадят.

– За что? – я усадил девчонку себе на колени и гладил по голове, словно маленького котенка. – Дурочка. Чтобы кого-то посадить, нужно его вину еще доказать. А твой бывший хахаль жив, здоров, и вообще, дергали меня не по этому поводу. Но на будущее совет. Не трепли языком даже из самых лучших побуждений. Чистосердечное признание облегчает муки совести и увеличивает срок. Ты же не хочешь, чтобы я сел.

– Нет, – замотала головой девчонка. – Извини.

– Это ты меня прости, что голос на тебя повысил. – Я тяжело вздохнул. – Вот держи. Мир?

– Какие к… красивые, – Лена зарылась лицом в букет розовых роз. – Это мне?

– Нет, блин, я просто принес, чтобы ты подержала, а потом обратно в магазин сдам. – Я задумался на секунду, а потом поправился: – Хотя нет, лучше какой-нибудь красотке подарю. Чего цветам пропадать зря.

– Я тебе подарю! – сгребла букет в охапку Зосимова с видом, что забрать его можно только через ее труп. – Мое! Не отдам! Посиди, я их в вазу поставлю.

Девчонка унеслась, а я расслабился. Пронесло. Если бы Лена закусилась, что я на нее накричал, было бы хреново, найти другого композитора, хотя бы наполовину столь же талантливого, я быстро не смогу. Да и не быстро тоже. А у меня появились планы на песни, как только немного освоился с сатори и понял, что без проблем могу вспоминать самые незначительную информацию из прошлой жизни. Пусть даже это звучит крайне цинично, но кому я хуже сделаю? Вот именно, никому. Да и, если отбросить налет цинизма из прошлой жизни, мне было неудобно перед девочкой. Она искренне пыталась заступиться за меня, так что ругать ее за это было свинством. Вот объяснить, как надо себя вести в таких случаях, – обязательно. Лена девочка неглупая и все сама поймет.

– Семен, идем ужинать, – внезапно вместо Лены в комнату зашла ее мама, и я обрадовался, что ничем предосудительным мы не занимались, а то неудобно бы получилось. – Идем, идем, не стесняйся.

– Ну, мама, – появившаяся Ленка попыталась было вытолкать ту из комнаты, но я уже поднялся на ноги.

– Конечно. – Жрать действительно хотелось, я со школы ничего не ел, за всеми этими волнениями. – Где можно руки помыть?

– Лена, покажи, – улыбнулась женщина. – И помни, горе мое, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.

– Мам!!! – покраснела как рак Зосимова. – Мы просто друзья!

– Именно так, – кивнул я, слегка улыбаясь. – А самый короткий путь к сердцу мужчины – это между четвертым и пятым ребром.

– Понятно, – рассмеялась женщина, – вам будет, о чем с моим мужем поговорить. У того такие же шутки. Все, давайте шустро, и за стол. Зоя как раз звонила, подъезжает уже.

– Еще и Зойка припрется, – тяжело вздохнула мелкая, заставив меня улыбнуться.

Маму Ленки звали Светлана Владимировна, а отца Максим Ильич, и он оказался полковником и командиром батальона мотострелков. Пехоты то бишь. Эдакий классический вояка, строгий и суровый, причем энергет, кандидат в Мастера. Даже не ожидал, что у вечно летающей в эмпиреях девчонки может быть такой отец. Но в целом встретил он меня без агрессии, разве что руку попытался сжать. А когда не смог без помощи способностей, в глазах даже уважение мелькнуло. Но потом пришла старшая сестра, и нас погнали за стол.

– Значит, стихи пишешь, – полковник широким жестом предложил мне хряпнуть по пятьдесят, а когда я отказался, в глубине глаз мелькнуло пусть не презрение, но какая-то брезгливость, которой поначалу не было. – Про любовь поди?

– Папа! – Ленка грудью встала на мою защиту, жаль, что там особо ничего не было.

– Ага, про самый правильный вид любви – любовь к родине, – я ничуть не смутился, мне с ним детей не крестить… наверное. – Балуюсь немного.

– Нам Лена включала записи, мне очень понравилось, – заступилась за меня Светлана Владимировна. – Молодец, Семен. И что не пьешь, правильно. Молодой ты еще, успеешь этой гадостью отравиться.

– Я комсоргу в институте твои песни послушать дала, так она за мной теперь хвостом ходит, требует слова и ноты, – поддержала мать Зоя, глядя на меня хитрыми глазами. – Так что, папа, ты не прав.

– На самом деле восемьдесят процентов успеха – это заслуга Лены, – я не собирался страдать один и лихо перевел стрелки. – Стихи – это что? Балалайка три струны, что увидел, то пою. А вот музыка, да еще такая – это невероятно сложно. Лена гений, без малейшего преувеличения говорю.

– Она с детства постоянно что-то сочиняла, – принялась сдавать дочь Светлана Владимировна. – Бывало, сидит на горшке и чего-то мурлыкает. И ладно бы детские песенки какие, но нет, я даже понять не могу, что там за мелодия.