— Девчонки, стихи хотели? Так слушайте.

Я не знаю, как это сделать,

Но, товарищи из ЦК,

уберите Ленина с денег,

так цена его высока!

Понимаю, что деньги — мера

человеческого труда.

Но, товарищи, сколько мерзкого

прилипает к ним иногда…

Я видал, как подлец

мусолил по Владимиру Ильичу.

Пальцы ползали малосольные

по лицу его, по лицу!

В гастрономовской бакалейной

он хрипел, от водки пунцов:

'Дорогуша, подай за Ленина

два поллитра и огурцов'.

Ленин — самое чистое деянье,

он не должен быть замутнён.

Уберите Ленина с денег,

он — для сердца и для знамён.

— Это чьи стихи? — Потрясённо молвил Павел.

— Да так, хороший один поэт, по навету арестован был сподвижниками подлеца Ежова и сгинул где то у вас, в Норильлаге…

Глава 11

Каудильо Франциско Франко в советской прессе подавался не иначе как исчадье ада и пособник сатаны (с поправкой, разумеется, на атеистическое воспитание граждан СССР) а так-то Франко чувак юморной, любит потроллить соратников, подмечает все их несуразности и косяки и умело вышучивает. Осведомлённость легко объясняется — о новоявленном диктаторе Испании я подробно читывал в далёком будущем, почти десяток томов о жизни и свершениях Франсиско Паулино Эрменехильдо Теодуло Франко Баамондео и гражданской войне на Пиренеях, отложился «на флешке»…

Потому и не удивился, когда 1 апреля 1939 года, как и «у нас» Франко торжественно, обращаясь к стране и миру объявил: «В сегодняшний день, когда Красная Армия пленена и разоружена, национальные войска достигли своей конечной цели в войне. Война закончена»…

Что ж, расклад ближайший по событиям на родине Рыцаря Печального Образа товарищам Сталину и Берии дал наиподробнейший, наверняка советская разведка в общих чертах моё постзнание подтверждала, потому вожди так долго и терпели странное «живое письмо» от Черчилля. Однако времени что-то существенно поправить на испанском фронте у «кремлёвского горца» попросту не было.

Зато советская печать вдосталь оттопталась на «так называемом генералиссимусе», именно так, презрительно-ёрнически, обязательно закавычивая воинское звание Франко, являющегося жалкой шавкой и прислужником Гитлера и Муссолини, клеймили палача и диктатора по радио и в газетах. Недолго, недолго каудильо сможет изображать самостоятельного политика — станет в скором времени некогда великая, а ныне несчастная страна Сервантеса и Колумба, колонией Германии или Италии — пророчили лучшие перья СССР. Не исключали московские журналисты и преклонение Мадрида перед Лондоном или Парижем, в общем, ни в грош не ставили в редакциях «Правды», «Известий» и «Красной Звезды» самостоятельность Франко, предрекая ему бесславное будущее и скорое свержение, замену на такую же марионетку крупного капитала.

Если знали бы акулы пера, что Франсиско Паулино Эрменехильдо Теодуло Франко Баамондео три с половиной десятка лет будет владычествовать на Пиренеях, передаст власть королю, монархию восстановит, вот бы удивились борзописцы хитроумию и политической чуйке генерала, сумевшего меж такими струйками проскочить и не замочиться, куда там Микояну!

Пятого апреля верный сподвижник Лаврентия Павловича по былым делам на Кавказе, а ныне одноногий московский абрек Абашидзе, шустро метнулся к телефону — ох и препротивную трель аппарат выдаёт. Так, похоже закончилась скука, начинается «веселье». Подчинённый «Слиянию и Контролю» Куприян Богданович чётко, как и положено докладывать непосредственному начальнику обратился к «товарищу Соколову».

— Товарищ капитан, звонок из приёмной наркома, будет Лаврентий на адресе через полтора часа. Наши действия согласно последних вводных?

— Да собственно, нового то ничего, я лишь усиливаю охрану явки, присматриваю за двором. Тебе, Куприян Богданыч, с ногой, уж извини, тяжеловато. Это пока нового наркома по обличью не особо признают, но скоро сия пастораль закончится. Мало ли какая сволочь на подходах объявится. А я всё-таки лучше всех в Управлении стреляю, на опережение как бабахну по террористу-троцкисту, или в ножи возьму любого ухаря…

Абашидзе, скромненькое, изрядно поношенное пальто снимая с вешалки только покивал уважительно — видел как капитан Соколов тренируется с ножами, а также с отвёртками, ножницами и прочими подручными предметами. Видел и проникся.

Четыре дома сформировали довольно таки большой двор, где только детских песочниц с прилегающими качелями-каруселями и скамейками для мамаш (ну чисто детская площадка того времени) насчитывалось аж три. Отдельно, подальше от деток малых, выставили столы для доминошников и шахматистов-шашистов, двор то не на окраине — «интеллигентный», а компании подростков без разницы из профессорско-чиновной семьи или из дворницко-пролетарской, крутились возле голубятни. Вот чем-чем, а голубями не интересовался совершенно, в мозг киборжий сведения о «птицах мира» подсобрать не удосужился. Знал, что сизари есть, турманы и дутыши, а просмотренный когда то в 1988 году, в первой «человеческой» жизни фильм «Чужая белая и рябой» в эксперты явно не выводил. Потому сидел себе скромненько по ту сторону от голубятни, забором обнесённой и посматривал через щели за подъездом. Верный бериевец Абашидзе прохромал в самый дальний угол двора и угнездившись на скамейке, делая вид что читает «Правду», вёл наблюдение. Считай, вдвое дальше сидит одноногий чекист, чем я, но окна своей квартиры видит ясно и чётко. Лаврентий по уговору, как уходит, шторы на кухне задёргивает. А бывает, что дав сигнал об окончании встречи, остаётся, чтоб пару минут поговорить со старым приятелем.