– Через жопу, – кивнул я.

– Да.

– Дальше?

– А дальше у меня решили взять интервью для студенческой газеты. Мол, почему пропустил пас и все такое. Ее подруга спрашивала, а Нелли стояла рядом, чиркала что-то в блокноте. Ну я и сказал, как есть, ведь дальше стыдиться было уже все равно некуда. Посмотрел прямо на нее и выдал правду-матку. Мол, затупил, потому что засмотрелся на любимую девушку.

– А она?

– А она раскраснелась как помидорка, губы кусать начала, глаза отводить. Ну я от этих сигналов осмелел и решил сыграть ва-банк. Говорю мол, какая может быть игра, когда в голове только и крутится как пригласить любимую на свидание? Да и согласится ли она. И тогда Нелли подняла на меня глаза и ответила всего одно слово: «согласится». Я чуть не сдурел от радости. Ходил все время как пьяный. Да что там ходил? Летал! Уже на первом свидании мы целовались как сумасшедшие, а потом я предложил ей официально стать моей девушкой. И, знаешь, мы были дураки и совсем не знали жизни, полностью растворились в своих чувствах, забывая обо всем. А потому спустя два месяца Нелли забеременела.

– Капец, пап, – подпер я ладонью подбородок.

– Знаю. Но я был рад и она, казалось бы, тоже. Мы тут же, в обход ее семьи, подали заявление в ЗАГС, а еще через месяц расписались. Как сейчас помню – ноябрь, дождь со снегом, колотун страшный, а мы с ней улыбаемся. Я думал, что это будет на всю жизнь. А еще переживал, что меня ее семья не примет, но нет. Все шло так до безобразия безоблачно. А потом, за месяц до твоего рождения у Нелли возникла угроза, хотя, скажу честно, ничего не предвещало беды. Анализы все были замечательные и вдруг, как гром среди ясного неба – необходимо срочно лечь на сохранение.

И вдруг отец замолчал, хлебнул из кружки чаю, хмыкнул. Но я не торопил. Ждал.

– Мы то лето тут, в Питере были, когда это случилось. Я к ней каждый день с гостинцами бегал. Переживал, ночами не спал. Снимки узи разглядывал. Радовался как ребенок, что у меня будет сын, а Нелли все твердила, что тебя назвать нужно только Станиславом и никак иначе. Я же только недовольно крякал, хотел Ивана. А потом началось. То Нелли спит, то Нелли на процедурах, то срачка, то болячка. Я списывал все на нервы, пока не наступило тринадцатое августа.

– Я родился.

– Да, ты родился, Стас. Вот только об этом мне сообщила не любимая жена, а медперсонал. Мол, мама на ребенка написала отказ и покинула больницу. Я тогда думал, что сплю или тронулся головой, но нет, то была страшная реальность, в которой я пытаюсь дозвониться до своей любимой женщины, но раз за разом, терплю неудачу. На выписку приехал я и, как это не удивительно, Христиан Эйхман, отец Нелли. Привез целую кучу вещей, ну там, кроватки, коляски и прочее. А потом посадил меня за стол и вывалил всю правду. Мол, так и так, дочка у меня ветреная стрекоза, оказалась не готовой к роли матери, что это все не про нее. Что она устала жить с бедным студентом и ей нужна свобода. Под конец твой дед дал мне денег. Много денег. Сказал, что на этой сумме настояла сама Нелли. Вроде как извинилась за то, что самоустранилась.

– И ты взял? – прикусил я изнутри щеку от гнева, боли и омерзения.

– Нет. Ни рубля, сын. Открыл счет на твое имя, кинул и постарался забыть про них. Точно так же, как и про твою мать.

– Получилось?

– Ну как видишь, – по своему обыкновению, ушел от ответа отец.

– Слабоумие и отвага, – пробормотал я, – после всего того, что ты мне рассказал, папа, я еще больше не понимаю, на что рассчитывала эта женщина, когда сунулась ко мне со своими, вдруг воскресшими материнскими чувствами.

– Не знаю, – пожал плечами отец и снова отхлебнул и кружки остывший чай, грустно полируя пейзаж за окном.

– Вот и я тоже не знаю, – выдавил из себя, а потом четко поставил себе за цель – Нелли Эйхман никогда не войдет в мою жизнь.

Никогда!

Несколько месяцев к ряду Эйхман не оставляла попытки вызвать меня на разговор. Но я от всего открещивался. Сначала вежливо, но холодно ставил женщину на место в ответ на ее приглашения уделить ей время. Но потом, когда мое терпение лопнуло, я не сдержался и послал блудную мать в долгое, пешее путешествие.

Это было аккурат под новый год. Я в то время как раз переехал в новую квартиру, что позволил купить себе. Не полностью в деньги, нет. Куда там? Но предложение поступило чересчур сладкое, чтобы от него отказываться.

Как-то после очередного совещания, которое закончилось глубоко за полночь, Сан Дмитрич нахмурился и спросил у меня, где я вообще обитаю в Москве. От тетки я давно съехал и теперь жил один.

– В Лефортово, – пожал я плечами.

– Далековато, Стас…надо бы тебя куда поближе переселить.

– Поближе меня жаба задушит чужому дяде за съем платить, – рассмеялся я.

– А ты не дяде плати, а за свое.

– А свое я хочу на максималках, Сан Дмитрич. Чтобы красиво и с видом на Кремль.

– Губа не дура, – хмыкнул Толмацкий.

– Не могу с вами не согласиться. И губа не дура, да и все остальное тоже, – кивнул я и тут же выхватил шутливый подзатыльник.

– Слушай, у меня тут у знакомого только стройка закончилась. Квартиры элитные, видовые, короче, не фуфло. Рыночную стоимость ты не потянешь, ясень-хрясень, а вот по себестоимости можно договориться. Человек мне крупно должен, а я тебе благодарен за Русина. Могу замолвить словечко. Хочешь?