— Жре-бий! Жре-бий! Жре-бий!

Это дирижирует барбосами Катюша. Они без вещей, просто дорвались до развлечения и валяют дурака. А я-то еще удивлялся, что они пропускают такой балаган.

— В вертолет у нас имеют право… — звонко провозглашает Катюша и взмахивает рукой.

— …и мореплаватель, и плотник, и академик, и герой! — ревут барбосы. — Жре-бий! Жре-бий!

— Жребий! — подхватывает толпа.

— Сажай с ребенком!

— Товарищи, у меня турнир!

— Все равно продуешь!

— Умоляю, завтра моей теще сто лет!

Полный балаган!

— Где он? — К нам с выпученными глазами прорывается Абдул.

— Кто, Алексей Игоревич? — Надя не умеет врать, у нее получаются слишком честные глаза. — Разве его нет? Ах да, у него какие-то дела.

— Дела у него, — поясняет Гвоздь. — Он занят!

— Сбэжал! — кричит Мурату Абдул. — Дэла у него, занят!

Зло жестикулируя, к Мурату подходит Захаров, командир вертолета: показывает на часы, тычет пальцем в небо.

— К черту! — рычит Мурат. — Абдул, веди травмированных! Эй, где там туристка с ребенком?

— Правильно!

— Товарищ Хаджиев… — взывает Катюша.

— …мо-ло-дец! — скандируют барбосы.

— Хаджиеву гип-гип…

— Ура! Ура! Ура!

Толпа расступается перед героями в гипсе. Первым скачет на костылях тот самый закованный, который советовал мне ради Катюши отложить собственные похороны.

— Отбили? — кивая на барбосов, злорадно спрашивает он. — Растяпа!

— От растяпы слышу, — вяло огрызаюсь я. — Нога в гипсе тоже не лучший сувенир, который можно вывезти из Кушкола.

Но закованный, конечно, врубил в солнечное сплетение, вряд ли мне теперь удастся погадать Катюше по руке. Наверное, старею, все-таки четвертый десяток, без особой горечи думаю я, года два назад у меня таких осечек не было. Катюша показывает на меня пальцем и со смехом что-то говорит, а свора слушает ее, радостно разинув пасти. Снова что-то затевают, собаки. Петя прав, за этой компанией нужно смотреть в оба.

— Не огорчайся, — сочувствует Надя, — не на ней свет клином сошелся.

— Он сошелся на тебе, — ворчу я.

— Я рада, что ты пришел к этому выводу.

— Не пришел, а еще ковыляю.

— Ну, это по моей специальности, я тебе помогу, — обещает Надя.

Пока мы обмениваемся любезностями, посадка в вертолет продолжается. Мурат в самом деле молодец, нашел верный способ усмирить толпу: на места битых-ломаных никто не претендует. Замыкают их шествие двое таинственных субъектов, таинственных потому, что их физиономии по глаза обмотаны шарфами; субъекты волокут носилки, в которых, прикрыв лицо руками, жалобно стонет женщина. Продвижение носилок сопровождается всеобщим сочувствием: все-таки для толпы, даже неуправляемой, есть святые вещи.

— Потерпи, милая…

— На операцию, да?

Субъекты хрюкают что-то неопределенное и ускоряют шаг.

— Я ее не помню, — озадаченно говорит Надя. — Наверное, из «Бектау».

Мне смешно, вспоминаю мамин рассказ. Она встретила на московской улице бывшую школьную подругу, ныне известного хирурга. Они разговаривали, обменивались новостями, и тут к ним подошел сияющий молодой человек и низко, с чувством поклонился: «Большое вам спасибо, Вера Петровна, вашим золотым рукам!» И ушел. Вера Петровна вот так же озадаченно смотрела ему вслед и бормотала: «Не помню, кто же это… кто же это… ба, геморрой!»

Между тем скорбно согнутые фигуры субъектов кажутся мне до странности знакомыми. Я всматриваюсь и, озаренный внезапной догадкой, делюсь ею с Абдулом. Тот ошеломленно хлопает себя по ляжкам и устремляется за носилками.

— Таварищ Хаджиев, это абманщики! Плуты!

Мурат делает ему страшные глаза, но Абдул не видит: он выполняет свой долг, разоблачает плутов. Субъекты почти бегут, они уже рядом с вертолетом, но Абдул их догоняет и…

— Ах!! — вырывается у толпы.

Свист, рев, стоголосое ржание! Из носилок на снег вываливается мадама и своим ходом рвется в вертолет. Петухов и композитор за ней. Но куда им против Абдула, экс-чемпиона республики по вольной борьбе!

Только думаю, что благодарности за свое рвение он сегодня не получит…

— Всем туристам немедленно возвратиться в гостиницу! — громогласно возвещает Мурат. — Абдул, Хуссейн, обеспечить!

Я разыскиваю глазами свору — никого нет, исчезли. Странно, это на них не похоже — бросить такой балаган на произвол судьбы.

— Отправляй свою бетономешалку! — кричит кто-то Захарову.

Тот высовывается из кабины и грозит кулаком, для вертолетчика «бетономешалка» такое же оскорбление, как для моряка «дырявое корыто».