— Брось курить, — не открывая глаз, проговорил Гаранин. — Побереги дыхание, скоро пригодится.

— В самом деле не хочется. — Филатов погасил сигарету. — Не спится, Андрей Иваныч?

— Самую малость подремал.

— Голова у вас не болит?

— Немножко.

— И у меня тоже, — признался Филатов. — Андрей Иваныч, раз не спится, может, поговорим?

— До Востока ещё часа полтора. — Гаранин поудобнее уселся в кресле. — Хочешь чайку?

Разлили чай из термоса по чашкам, стали с наслаждением пить.

— Андрей Иваныч, можно вопрос?

— Конечно.

— Вот скажите, как это получилось, вы уже столько лет в полярке, кандидат наук, а не начальник?

— Вопрос не из лёгких. Сам-то как думаешь, почему?

— Затирают, — уверенно сказал Филатов. — Завидуют.

— Чему?

— Тому, что ребята вас уважают, хотя вы этого ни от кого и не добиваетесь. Как-то само собой. А другие добиваются только того, что их боятся. Вот и не делают вас начальником, сравнение будет не в их пользу.

— Ошибаешься, Веня. Мне уже не раз предлагали возглавить зимовку.

— И вы отказались?

— Решительно и наотрез.

— Но почему? Я бы, например, не отказался. А чем плохо? Никто на тебя не орёт, никто не учит жить. Сколько себя помню, все учили меня жить, я для начальства как учебное пособие… Значит, верно, говорят, что из-за него?

Филатов кивнул в сторону Семёнова.

— Главным образом да, — согласился Гаранин. — Нам уже трудно друг без друга… Но не только поэтому. Ты веришь в такую штуку — призвание?

— Читывал в газетах… Это когда учёный, к примеру, доказывает, что его призвание быть академиком. А дворнику махать метлой тоже призвание?

— Не упрощай, Веня. — Гаранин покачал головой. — Юмор хорош, чтобы развлечься, высмеять кого-то, даже ранить, но не доказать истину. Призвание — это когда тебя неудержимо тянет к какому-нибудь делу. Так вот, меня ни разу в жизни не тянуло кем-то или чем-то руководить.

— И всё-таки почему?

— Видишь ли, Веня, я просто не гожусь в руководители. Я уже давным-давно определил свои возможности: довольно квалифицированный полярный метеоролог, ну, если очень потребуется, — максимум — заместитель начальника зимовки.

— Не понимаю, чем вы хуже Семёнова…

— Могу сказать. — Гаранин улыбнулся. — В нём есть решительность, дерзость, которых у меня нет. Он прикажет там, где я смогу только просить. Он из тех, кто поднимает в атаку, а я — кого поднимают.

— Будто вы и сами не подниметесь!

— Спасибо на добром слове, наверное, поднимусь. Но для начальника этого мало. Прозимуем, съедим пуд соли вместе — сам поймёшь.

— Андрей Иваныч…

— Что?

— А почему Сергей Николаич так на меня смотрит, будто рентген делает?

— Смешной ты, Веня… Он человек суровый, его завоевать надо.

— Был бы он девочкой, — ухмыльнулся Филатов. — А мужиков завоёвывать я не умею. У Женьки Дугина спросить, что ли? А вообще мне на это положить, я тоже, если захочу, могу волком смотреть!

Они ещё о чём-то говорили, Гаранин смеялся, но Семёнов не слушал, а думал про себя, что Филатов не так однозначен, как ему казалось. И ещё о том, не о нём ли сказано: «…добиваются только того, что их боятся?» Невольно подслушанный разговор взволновал его, никогда ещё Андрей не затрагивал этой щепетильной темы и вдруг раскрылся перед мальчишкой…

Дверь кабины распахнулась, в салон заглянул Крутилин.

— Эй, лежебоки, Восток проспите!

Филатов даже был разочарован: несколько сбитых в один щитовых домиков да ещё два домика в стороне — вот тебе и вся станция Восток. Взглянуть не что — так, вроде турбазы средней руки, покажешь фото приятелю — пожмёт плечами. С надрывом говорили, чуть глаза не закатывали: «Восток! Ледяной купол! Полюс холода»! — а здесь и купола никакого не видно — заснеженная гладь, да и мороз пока что градусов сорок пять, не больше.

— Ощущаешь? — Бармин похлопал Филатова по плечу. — Никаких резких движений, Веня, дыши через подшлемник. Восток, брат!

Филатов смолчал. Он ощущал небольшую одышку, и голова слегка болела, но ожидал он куда худшего и подумал, что док занимался психотерапией, когда расписывал ужасы акклиматизации. Правды ради, тот же док говорил, что иной раз Восток принимает новичка сразу, но это редкое исключение делается для человека с феноменальными физическими данными, для хорошо тренированного альпиниста, например. Филатов же, когда проходил обязательные для восточников испытания в барокамере (где его «поднимали» на пятикилометровую высоту — в атмосфере Востока кислорода примерно столько же), заслужил самые лестные отзывы врачей: абсолютно здоров, к зимовке на куполе стопроцентно годен. Почему бы ему и не стать тем самым новичком, который быстро переходит с Востоком на «ты»? А что? Гаранин уже анальгин принял, у Семёнова губы как в чернилах, а он…