Шрифт:
Бармин перевёл дух.
— Прости, Николаич, во мне вдруг проснулся врач. Пойми, не успели мы акклиматизироваться, в этом всё дело. Сорвёмся!
— Ты прав, не успели, — согласился Семёнов. — И что же ты предлагаешь, Саша?
— Прошу, требую как врач: отмени свой приказ!
— Что же ты всё-таки предлагаешь, Саша? — настойчиво повторил Семёнов.
— Не приступать к работе. Нагреть, скажем, медпункт, переждать до утра в спальных мешках. А утром, как прилетит Белов, возвратиться в Мирный, привезти оттуда всех людей, новые дизели и монтировать их общими силами. Не одной, а тремя пятёрками!
— Предложение дельное, — Гаранин подошёл к двери и прикрыл её. — В нём есть лишь один недостаток.
— Какой же?
— Оно неосуществимо.
— Почему?
— В Мирном пурга.
В наступившей тишине Бармин тихонько присвистнул.
— Точно?
— Я тебя когда нибудь обманывал, Саша? — мягко спросил Гаранин.
— Простите, забыл о приёмнике…
— Белов летит в пургу, — сказал Семёнов. — Если боковой ветер и видимость позволят, то сядет в Мирном. Закроется Мирный — примут австралийцы на Моусоне.
— А на Восток его завернуть нельзя? — подал голос Филатов.
— У нас есть уши, но нет голоса. Для передатчика нужна энергия.
— Выходит, будем загибаться?
— Лично я не собираюсь, Веня, и тебе не советую, — проговорил Гаранин.
— Тогда другой вопрос, — упрямо рубил Филатов. — Ну, дизеля нам подложили свинью, это понятно. Как пишут в газетах, нелепая и досадная случайность, стихийное бедствие и прочее. А какого лешего мы отпустили самолёт? Что он, подождать не мог, пока мы дизеля отогревали, развалился бы на полосе?
— Нет, Веня, он бы не развалился. — Семёнов посмотрел на Филатова. — Он бы просто не смог взлететь из-за переохлаждения двигателей. Разогреть-то их нам было бы нечем. Так что лётчики, к сожалению, ждать не могли. Только поэтому, Веня, ты и остался на Востоке.
— Я? — Глаза Филатова потемнели. — Почему один я?
— Мне почему-то кажется, что все остальные не улетели бы в любом случае.
— А ведь это уже вроде оскорбление, отец-командир. Выходит, я трус?
— Выходит, так. Ещё пуля не просвистела, а ты готов загибаться.
— Я?
— Ты.
— Но ведь это же я так, ребята, — Филатов растерянно оглянулся, — в переносном смысле…
— Посмотрим.
— Знаешь, Николаич, я не улавливаю логики, — сказал Бармин. — Ну, Веня просто брякнул чушь, у него слово частенько опережает мысли. А я — трус?
— Что ты, дружок.
— Может, паникёр?
— И такого за тобой не припомню.
— Но ведь я тоже считаю, — медленно и раздельно произнёс Бармин, — что все мы должны были бы отсюда улететь!
— Если бы да кабы… — отмахнулся Дугин. — Чего время на душеспасительные разговоры терять, приказано — давайте работать.
— Из тебя бы трактор хороший вышел, — буркнул Филатов. — Послушный воле и руке человека.
— А ты…
— Помолчите! — остановил их Бармин. — Где же логика, Николаич?
— Хорошо, Саша, будем разбираться. — Семёнов зябко повёл плечами, прошёлся по дизельной. — Представь себе, что мы возвратились в Мирный. А там пурга, и сколько она продлится — один антарктический бог знает. Ну, допустим, неделю. Учти, это уже будет середина февраля! И вот пурга закончилась, стали мы перевозить на Восток дизеля — за три рейса один, и шестнадцать человек, да ещё продукты для них, спальные мешки. Ещё неделя — это если погода лётная. А на Востоке уже не сорок пять, как сегодня, а много за пятьдесят! Где эти люди будут жить? И не два-три дня, а полтора месяца, пока не смонтируют на новых фундаментах новые дизеля. Где, Саша? Мы-то их собирались монтировать в тепле и потихоньку, пока вот эти, — Семёнов похлопал рукой по корпусу дизеля, — наш тыл будут обеспечивать!
Семёнов отдышался.
— Без этого тыла новых дизелей нам не поставить, Саша, спроси механиков, подтвердят. Вот и выходит, что улететь отсюда с Беловым — значит поставить на Востоке крест.
— Ты прав, Николаич, — тихо произнёс Бармин. — И я — тоже.
— Тогда и выбирай себе правду по вкусу, друг мой.
— Хотя я и трус, — Филатов с вызовом посмотрел на Семёнова, — а даром хлеб есть не привык. И залезать в спальный мешок, как Волосан, не собираюсь. За дело, что ли.
— Вот это разговор! — поддержал Дугин. — Гайки, Веня, бензинчиком полить надо, прикипели. Тащи инструменты!
— Погоди. — Бармин жестом остановил Филатова. — Для успокоения совести, Николаич, послушай Мирный!
— Хорошо, идёмте.
Через холл и кают-компанию люди прошли в радиорубку. Семёнов включил приёмник, откинул капюшон каэшки, надел наушники и повертел ручку настройки. В мёртвой тишине отчётливо послышалась морзянка.
— Это Белов. — Семёнов сжал руками наушники. — Над куполом ясно… Пролетели Комсомольскую… Мирный в эфире… Ветер усиливается… Боковой пятнадцать метров в секунду… Видимость сто метров… Белов… Пока держу курс на Мирный… Конец связи.