И вправду, куда спешить. Вот она, прямая польза от сахара в настроении женщины! Элен приступила к завтраку, не понимая, насколько ей повезло с выдержкой и терпением любимого.

Если бы не он, она бы орала и плакала, скандалила на голодный желудок. А так и до обморока недалеко. Теперь у неё хватит сил в словесной перепалке доказать: женская логика создана, чтоб поломать мужскую психику!

– Элен, вы хотели поговорить?

– Да, мой господин.

– Я слушаю вас.

– Можно ли говорить там, где нас никто не услышит.

– Прошу.

Элен снова влетела в бешенство. Как её мучило это чванство с "выканьем".

То есть позёрство в общении это важнее, чем оставить мать и дитя вместе?

Слуги затворили за господами двери, как только они вошли в небольшую узкую комнату. Элен оказалась в переговорной.

Раньше она тут не бывала. Строгая, обшитая тёмно-зелёным бархатом комната. Чёрный стол, массивные кресла. Окно до потолка, камин напротив. Всё такое тяжёлое, солидное. И запах…Дорогой, незнакомый и очень мужской, особенный. Смесь сигарет, кофе, мускатного ореха.

Столик сбоку, заставленный разными графинами и бутылями. Серебряные и хрустальные фужеры.

Алонсо сидел, расслабленно сложив руки и терпеливо ждал, когда Элен соберётся с мыслями.

Девушка присела в кресло чуть поодаль, лицом к нему. Щёки вспыхнули, сама побледнела, дыхание стало сбивчивым.

– Я узнала, что когда ребёнку исполняется семь лет, его отбирают у матери.

Это так?

– Да.

– Почему?

– Потому, что женщина не может воспитать мужчину.

В семь лет он попадёт в школу воинов.

– Но зачем?

– Там из него сделают искусного воина, беспощадного командира и бесстрашного мужчину.

– Почему он не может видеться с собственной матерью в это время, Алонсо?

– Достаточно первых семи лет для общения с женщиной. Затем школа выживания.

– Мне не нужна такая школа для моего сына.

– Кто тебя спрашивает, Элен? Ты снова за своё?!

– Почему ребёнок, посещая школу не может хоть раз в неделю видеться с матерью?

– Потому, что у него не должно быть жалости и сострадания в сердце. Из него будут растить правителя.

–Это не про моего мальчика. Волка – дикого, кровожадного, можешь найти себе в лесу. Кстати, даже у волчиц не отбирают детей.

– Замолчи, Элен. Есть правила, изволь подчиниться.

– И не подумаю участвовать в вашем мракобесии.

– Элен, этот разговор лучше завершить сейчас. Ты перегибаешь палку. У нас впереди океан времени.

– Мне не переплыть в картонной лодочке через твой океан проблем.

Алонсо свирепел на глазах, Элен это не трогало.

– Алонсо, я не отдам сына никуда, если не буду видеться с ним хотя бы день в неделю.

Он молчал, наливаясь яростью, всё ниже прижимал подбородок к груди, тихо рычал.

– Ты знаешь, что такое расти без матери, Алонсо? А я знаю. И такого горя никому не пожелаю.

– Элен! – Алонсо хрипел, еле сдерживаясь:

– Да, я знаю. Именно так я и вырос. Без неё. И стал тем, кто я есть.

Злость взорвалась в нём. Чешуи частоколом полезли со лба. На бицепсах трещал лён рубахи. Раскалённым лезвием шип раскроил камзол. Казалось, сейчас он размажет Элен по стене, в бешенстве ударит её.

– Никогда, слышишь, Элен. Никогда не лезь в дела моего сына.

В нём бушевала беспощадная, звериная сила. Элен смело смотрела ему в лицо.

– Опусти глаза, опусти, иначе тебе несдобровать!

В этот момент она испугалась, сообразила, что это реальная опасность. Наклонила голову и приняла решение:

Она не смириться с расставанием, что грозит ей и ребёнку.

Он нависал над ней, от его рыка её потряхивало. Его непримиримость выжгла её силы, Элен опустилась в кресло, потёрла виски.

Алонсо резко наполнил фужер, осушил одним глотком, швырнул его в окно.

Звон тысячи осколков ливнем обрушился в зал. Рассыпался мириадами стеклянных брызг, закрыв рваными, ощерившимися остриями пол, мебель, подол её платья.

Он рычал в миллиметре от её лица: