Шрифт:
— Попробуй первый, — и требовательно протянула амулет ему.
Диего со вздохом взял его, поставил чашку на место и на мгновение задумался, в кого бы превратиться.
— Ого! Так незаметно прошло. А с одноразовыми трансформаторами с этим накладки — искрят сильно. Хех, ну что ж, «Дей», — усмехнулась краем губ падшая, — вроде бы не обманул, верю. Разоборачивайся.
«Дей» криво улыбнулся в ответ, из его рта вытекла струйка крови — и он упал.
Внутри была пустота. Настолько глубокая и пронзительная, что она начала всасывать в себя то, что было снаружи. Боль заставляла тело корчиться, но мышцы не слушались — тело лежало неподвижно, разрываясь на куски изнутри. Это была пытка без начала и без конца. Но однажды тело разрушится, понимал измученный разум, и тогда придет покой. Вечный. Боль потихоньку стала затихать, становиться тупой и ноющей. От тела осталось так мало, что оно было уже не способно чувствовать все оттенки боли. Покой близок. Вот, конец уже почти тут, он золотистый, теплый, расплывается по измученной оболочке, даря покой. Я так устал…
Открыв глаза, Диего сначала не сориентировался, где он. Потом вспомнил и удивился: неужели он остался жив? Он ведь помнит, как его тело умирало, помнит тот золотистый теплый свет, что провожал его в мир иной. Так почему он до сих пор жив? В том, что это не мир иной, парень понял по спокойно спящей рядом Лексане — они снова были в той комнате, которую Диего занял, вторгнувшись в особняк.
— Лексана, — прошептал он и тихонько потряс девушку за плечо, готовый тут же убрать руку. Ее глаза тут же открылись.
— Диего? — голос был чуть хрипловат, с нотками беспокойства. — Как ты себя чувствуешь?
— Неплохо, — с удивлением отметил истинный. И растерянно посмотрел на преступницу: — А почему я не умер?
— Я сначала решила, что ты все-таки хотел меня убить этим кулоном, но не ожидал, что я попрошу тебя первым его проверить, и решил принять смерть с высоко поднятой головой. Но потом сообразила, что ты всего лишь потратил очень много сил и вспомнила твои слова об ауре. Я выпила капсулу кертала[2] и увидела, что у тебя внешних сил[3] не осталось вовсе, а аура вся в каких-то дырах. Ты дурак? Ни за что нельзя доводить себя до такого состояния, ты чудом не умер. Повезло, что у меня была бутылочка снадобья, восстанавливающего ауру. Две трети было, и все на тебя извела.
Диего смотрел на нее, широко открыв глаза. Снадобье, восстанавливающее ауру, было сложно купить, если только ты не работал в области, требующей большого и не всегда прогнозируемого расхода магии (как ангелы-каратели, например). Оно было не во всех лавках и стоило очень дорого, а все потому, что на его создание у мастеров-зельеваров уходило по пять-семь лет и очень много труда. Из-за этого тратить его только на себя не считалось дурным тоном даже среди ангелов. Так почему она потратила почти все на него?! Она ведь... падшая! Она не знает ни жалости, ни сострадания, ни благодарности. Напарник в усекновении Кисаро ей не особо нужен, при необходимости она и сама отлично справится, в этом ангел был уверен. И все же она сделала это, а сейчас сидела и смотрела на него уставшими глазами. Судя по рассвету за окном, прошло не менее шести-семи часов. И почти все это время она присматривала за ним. Это Диего знал из собственного опыта: ему приходилось точно так же выхаживать соратников после повреждения ими ауры. Стоило отвлечься хоть ненадолго — и они пытались всячески навредить себе, покончить с собой, чтобы только прекратить мучительную боль. Они подолгу лежали без движения, накапливая силы, а потом делали резкий рывок, непонятно как на чистой земле находили единственный камень и пытались поймать его виском. И при этом они находились без сознания! Успокоиться и оставить их наедине с собой можно было только после того, как снадобье до конца залечивало ауру и организм переставал терпеть пожирающую боль.
— Ну, ты скажешь наконец хоть что-нибудь? Или еще не до конца в себя пришел?
— Я… — попытался сказать парень, но раздался только невнятный хрип. Прокашлявшись, он попробовал еще раз: — Я хочу попросить у тебя прощения.
Лексана недоуменно сдвинула брови.
— Я был уверен, что в тебе практически не осталось никаких добрых чувств. Хоть я и судил не только по тому, что ты падшая, но и по твоим поступкам, я все же знал тебя слишком мало. Ты спасла меня, хотя могла просто уйти с амулетом, убедившись, что он работает как надо.
— Я ведь сказала, что не забуду, — твердо сказала девушка. На большее ее не хватило, и она устало упала на подушки. — Правда, не ожидала, что ответно помогать придется настолько скоро.
— Лексана?
— Ммм?
— А какие отношения связывали вас с Нирхором? Вы ведь точно встречались раньше и расстались явно не приятелями.
— Это долгая история. Но мы, я так понимаю, никуда не торопимся, — разрушительница легла на бок лицом к истинному, подложив под голову пару подушек, чтобы быть повыше. — Помнишь, я рассказала про мое последнее задание? Когда после суда мне вкололи сыворотку и отправили в камеру? — дождавшись кивка, девушка продолжила: — Вот в тюрьме я и познакомилась с Нирхором…
Лексана сидела на холодном полу и куталась в белые крылья. За тюремным окошком занимался рассвет.
— Я выдержу, осталось чуть-чуть, я выдержу, — как заведенная, качалась и бормотала она.
Скрипнула открывшаяся дверь, и в камеру скользнул инкуб. Лексана знала его, потому что сама не так давно участвовала в операции по его поимке. Выглядел он неважно, но самоуверенный вид по-прежнему был при нем.
— Приветик! — расплылся он в гаденькой улыбочке.
— Нирхор! Как ты тут оказался?! — насторожилась и подобралась истинная.
— Ну как тебе сказать… Понимаешь, мне тут предложили свободу в обмен на чистоту твоих крыльев.
— Кисаро?
— Ну а кто же? — усмехнулся инкуб. — Кому еще нужны твои крылья? Поэтому не сопротивляйся, и тогда я достану твою душу гораздо быстрее и безболезненнее! — и с этими словами он погрузил ей в грудь ставшую бесплотной руку. Девушка охнула и перестала дышать, когда его рука схватила ее душу — будто поток вдыхаемого воздуха стал осязаемой тросточкой внутри нее, и Нирхор ухватился прямо за нее. Лексана подняла на инкуба взгляд. Тот посмотрел на нее с некоторой долей сочувствия: он видел, что она понимает, что сейчас будет. В ее глазах было намешано столько всего: и мольба, и неверие, и отчаяние, и в то же время желание бороться.