– Может оно и к лучшему, ничто не будет отвлекать.

У окна поставил клетку с довольным Берги. По обычаю, рядом разместил коврик и миску Шелли. Поймал себя на мысли, что раз уж мы приехали сюда за сменой обстановки, надо бы внести изменения и в расстановке пожитков. Так место Шелли переехало в другой угол. Миска оказалась у печки. За всем этим наблюдал Берги с вопросительно наклоненной головой. И когда подошла очередь до нахохлившегося Берги, я не рискнул под взглядом его черных глаз переставить клетку.

Пока я ходил по дому, расставляя вещи и походные светильники, Шелли вернула на место все как было. Да уж. Мои товарищи точно ничего менять не планировали. Но это их дело.

Моя ухмылка испарилась от затяжного скрипа половиц, словно кто-то медленно переваливался с ноги на ногу, давя скулящие деревяшки. Я обернулся на звук, но увидел лишь Шелли на коврике, бойко вилявшую хвостом.

– Наверное, она пробежала по скрипучему полу, - успокоил я себя. Но мысль, что такой скрип не могли вызвать собачьи лапы, еще долго не отпускала удавку с моего спокойствия.

Остаток первого дня из головы не вылезали мысли о проблемах, оставшиеся за чертой леса, упорно не желавших отступать. Только Берги и Шелли были всем довольны. Эх - счастливые животные.

Первую ночь я наслаждался звездами. Плед грел мои плечи, а в ногах угнездилась Шелли. Для меня осталось загадкой, как я оказался в кровати. Не припомню, когда я так крепко спал. Вот что творит свежий воздух с организмом без какого-либо похмелья.

– Выпускаем Кракена!
– шутил я каждое утро, когда выпускал Берги из клетки размять крылья. Он желтой стрелой пролетал под потолком, приземлялся на подоконник и клевал стекло, повторяя заученную фразу:

– Кто там?
– Тук-тук. Щелк-щелк.
– Кто там?

Стекло звенело в ответ, а я приговаривал про Печкина и "заметку про вашего мальчика".

В этот раз Берги приземлился на подоконник забил крыльями, будто прогонял кого-то, повторяя заученную фразу. Шелли крутилась у ног и посматривала на дверь, словно за ней кто-то стоял. Я взял увесистый фонарь, подошел к двери, прислушиваясь к звукам. Заглянул через щели - никого.

– Кто здесь?
– спросил я, стараясь не выдать волнения.

Тук-Тук. Щелк-Щелк. Выдавал всех нас Берги. Я отодвинул засов, почувствовав каждую шероховатость заржавевшей ручки.

– Чего же я так боюсь? Если там человек с дурными намерениями, то спущу собаку, приложу фонариком по макушке. А может зверь какой? Все-таки глушь. Или что похуже?
– Придерживая ошейник Шелли, я с опаской вышел на террасу.

Утренние лучи подсвечивали лесную округу. Умиротворенно щебетали птицы и никаких следов животных, ни людей, ни леших.

Я ощутил себя городским параноиком, повернутым на байках и надуманных страхах.

Меня не пугала лесная глушь и отсутствие цивилизации, меня пугали комья чужих проблем, осевших в моей голове, моя слабость, отсутствие смелости открыто противостоять им и их зачинщикам.

Я набрал в легкие свежий воздух, наполненный ароматом леса, и заорал:

– Да пошло все! Да! Нахрен! Ха!

Какое облегчение! У меня проступили слезы. Оказаться здесь было то, что нужно. Я хотел скрыться от проблем, исчезнуть из повторяющихся однообразных серых дней. И вот мы здесь. Я присел на корточки, потрепал Шелли за ухом:

– Чего мне бояться? Травы и неба? Плотоядных растений или заговор местной секты барсуков и птиц? Как же все это дико и смешно. Что-то должно поменяться.

Я ожидал переворота внутреннего мира, откровения. И получил. Но вместе с этим и нечто иное, более страшное чем то, от чего я бежал.

Впервые я заметил ее в этот же день, когда прогуливался по тропе. Я взглянул на небо. Никаких туч не было и в помине, поэтому мне показалось странным, что часть леса словно накрыла туча. Деревья и кустарники окутала тень. Впотьме они покачивали веерами листьев.