А здесь, на Венге, все так, как надо. И мальчика этого она уже практически видит своим мужем, невзирая на те эмоциональные качели, которые он ей постоянно устраивает. Он ей очень нравится — он искренний, он старается, он переступает через себя ради нее.

Веселый, красивый: смоляные волнистые волосы, прозрачные, искрящиеся сдерживаемой радостью зеленые глаза — если бы речь шла о женщине, Хельга бы сказала «колдовские глаза», открытая улыбка. «Валить и трахать» — трансформировалось увиденное в простое и понятное желание.

Она не стала себе отказывать в удовольствии: опрокинула Эрика на кровать — он не особенно и сопротивлялся, только предвкушающе улыбнулся — села сверху, и дернула полы его рубашки. Пуговицы с веселым треском разлетелись в разные стороны.

— И не застегивай ее снова, а то я только время теряю, — прокомментировала она свои действия.

— Простите, госпожа, — Эрик отворачивался, но было видно, как его плечи сотрясаются от сдерживаемого смеха. — Вот если я сейчас скажу то, о чем думаю, вы же меня убьете…

— Говори, я пока добрая, — Хельга по очереди завела обе его руки за голову и так придержала, припечатав к кровати и не давая двигаться. Эрик намек понял и остался в этой позе, ожидая, что будет дальше.

— Я бы тоже хотел снять с вас платье… так, чтобы пуговицы отлетали.

— Нахаленок, — усмехнулась Хельга, но, кажется, громы и молнии метать не собиралась.

Ободренный этим, Эрик продолжил свое самоубийственное выступление:

— Я думал, что мне понравится девушка, похожая на мою маму. Может быть, действительно, она будет инопланетницей. Но там, еще на Земле, увидел вас в первый раз — и пропал. Я ведь тогда думал, что вы с Земли родом, и удивился, что там есть похожие женщины. Простите, вам, наверное, эти мои слова наглостью кажутся…

— Нет, продолжай, продолжай, — улыбнулась Хельга. — Пока мне нравится все, что ты сказал. То есть ты пошел домой не к первой попавшейся женщине?

— Вы мне все-таки понравились, — смущенно улыбнулся в ответ Эрик. — Хотя сейчас я понимаю, что кто-нибудь другой мог бы нарезать меня на кусочки и так оставить. Но мне повезло. И вы умная, сильная, очень красивая. И вы не считаете, что… — тут он замолчал, потому что сформулированное в голове никак не могло быть высказано вслух.

Хельга заинтересовалась:

— Ну, что же ты замолчал?

— Простите, я сейчас скажу… вы после этого можете меня наказать и сказать, что не желаете больше видеть… Я хотел сказать, что вы не считаете, что у вас корона с головы свалится, если вы поговорите со мной и постараетесь понять.

Хельга взглянула на него, поправила воображаемую корону на пышных светлых волосах:

— Вот так? Теперь не свалится? Ох, мальчик, надо с вашей семьей получше познакомиться, с твоей мамой — чувствую, что мне надо понять и принять ваш стиль общения между собой. Или сдать тебя матери, чтобы не натворить ненароком бед.

— Я готов, госпожа, к любому исходу. И пойму вас… но я вас точно не забуду.

— Ладно, чего уж, — усмехнулась она. — Все было понятно, когда я странного парня домой привела, а потом после своей «сессии» его откармливала.

Хельга встала, прошлась по комнате, пытаясь упорядочить мысли, подошла к окну, и некоторое время смотрела в него. Эрик с удовольствием любовался на ее женственную фигуру, на стройные ноги, обутые в легкие светлые босоножки.

А когда она вернулась к кровати, у нее в руках что-то было. Эрик присмотрелся: что-то пушистое, и стакан с какой-то жидкостью.

Хельга положила пушистое рядом с ним на кровать, и он понял, что это похоже на ту смешную штучку, которыми смахивали пыль красивые девушки-горничные в неразрешенных фильмах; а рядом, рядом… стек-фаллос.

— Это все для меня? — он постарался не морщиться от отвращения и не отползать по кровать от неприятной вещи.

— Для тебя, — ответила Хельга. — А еще смазка и вейдже, вот, в стакане. Не бойся, здесь слабая доза. Но тебе, я вижу, ничего из этого не нравится.

— Ну, разве что та пуховая штучка, госпожа, — Эрик смотрел куда-то в сторону, видимо, чтобы не выдать эмоции, но уже по голосу можно было понять его настроение.

— И вейдже тебя пугает? — ей хотелось выяснить все.

— Знаете, госпожа, я насмотрелся во время наказаний… и в школе, конечно, когда нас учили. Не люблю и не хочу я этого — не понимать, где я, не контролировать, только извиваться в ремнях и умолять дать мне кончить.

— Не очень хорошие у тебя воспоминания. Здесь слабый раствор, и я выпью тоже с тобой, потому что мне вдруг захотелось, как в юности, напоить красивого наложника из гарема и издеваться над ним, пока он не запросит пощады. Напугала? — весело спросила она.