Шрифт:
Терять мне все равно было нечего - даже если это Шакуров решил надо мной жестоко подшутить, поманив вероятностью освобождения. Я вытянула руку и замахала, молясь про себя, чтобы на устройстве оказалась камера или датчик движения.
Поначалу казалось, что дрон меня не зафиксировал. Я подняла размякший брусок шоколада и швырнула его в окно, стараясь не задеть устройство. Подумала - может, стоит его сбить, чтобы те, кто направил, прибежали за ним, но отказалась от этой идеи. Если балуются местные подростки - никто не знает, что с ними сделают А.Н с подельниками. Брать на себя ответственность за жизни чужих людей я не хотела.
И словно прочитав мои мысли, дрон подлетел к оконному проему и завис на расстоянии метра. Уже не осталось никаких сомнений, что он меня не заметил. Я так махала рукой с зажатой в ней бутылкой воды с белой этикеткой, что датчик зафиксировал все. И мне показалось, что мигает белым огонек камеры.
Описав полукруг, дрон полетел прочь над промзоной, пока не исчез из виду.
Я опустилась на пол, вся дрожа от возможной удачи. И старалась даже не думать, что меня бросили. Нет, это знак. Спасение близко. Надо только ждать!
Это ожидание было самым напряженным и жестоким. Адреналин кипел в крови, мысли со скоростью сменяли друг друга, а время как будто замерло. Я старалась не заснуть, разминала затекшие ноги и руки, вслушиваясь в тишину.
Шум машин заставил меня подпрыгнуть на месте в тот момент, когда я меньше всего этого ожидала и думала, что никто меня не спасет - что действительно шалила детвора, которая никому ничего не скажет, опасаясь наказания за ночные прогулки на заброшенном заводе. Он приближался. И машина была явно не одна, целый кортеж.
А затем разверзся кошмар... но по счастью, уже не для меня.
Ночь взорвалась светом ярких фар, тишина - топотом ног, звуками передергиваемых затворов, криками и грохотом, когда начали ломать двери в вагон. Снова топот, свет фонарей - уже на лестнице. Я на миг потеряла дар речи - настолько угрожающе выглядели бойцы спецотряда, заполнившие помещение.
Фонари светили мне в лицо, я инстинктивно закрыла его руками, не понимая - спасена или же провалилась в кошмарный сон. Шипели рации, обрывки слов путались.
– Она здесь...
– Мы ее нашли...
– Она жива...
– Скорую не отпускай...
Когда свет перестал ослеплять, я заморгала, прогоняя темные пятна перед глазами. На лицах омоновцев появилось выражение миротворцев-защитников. Кто-то расстегнул наручники, накинул мне на плечи плед, задавали вопросы, на которые я от шока ответить не могла. А на дворе продолжались крики, рев Шакурова, сдобренный матерной речью.
Я зажмурила глаза и без сил упала на чьи-то руки.
– Влада! Влада! Да расступитесь же!
Это голос я узнала бы из тысячи. Николай Барсов. Попыталась встать, чтобы побежать навстречу - куда делась боль и шок от пережитого. Заволокло таким счастьем и беспредельной нежностью, что я сама побежала навстречу, раня босые ноги о бетонную крошку.
– Ты пришел!..
– Моя девочка!
– секунда, и я утонула в его объятиях, забыв обо всем на свете, просто растворилась, даже не думая, что не с толь давно злилась на то, что он меня обрек на все это.
Такой родной. Такой единственный. Наверное, стоило пережить похищение, чтобы это понять и стать самой счастливой на свете.
Николай гладил мое лицо, касался губами кожи, вглядываясь в глаза, задыхаясь от чувств.
– Ты в порядке? Они с тобой ничего не сделали? Влада!
– Все в порядке, любимый. Ты рядом. Это самое главное...
Мои слова как будто током его ударили. Неосознанные, вырвавшиеся. Вскинул голову, глядя на меня с изумлением, которое тотчас же вытеснило такое счастье в глазах, что я сама дышать перестала.
– Я тоже люблю тебя... Моя Влада! Моя самая кайфовая власть над всеми чувствами...
Мы даже забыли про омоновцев. Раздался смешок. Самый главный из них снял шлем и потряс телефоном, улыбаясь.
– Ты не сердись, бро, я сам тут чуть не прослезился. Не мог не заснять. Не, я удалю, могу тебе скинуть просто... для семейного архива.
Барсов переменился в лице... а затем рассмеялся в ответ, прижимая меня к себе.
– Ты круто вообще придумал, Киборг. Я бы не догадался заснять момент своего первого признания в любви.
– Ну, это женщина, ради которой стоит убивать, - омоновец изобразил дурашливый книксен, подмигнув мне.
– Владислава, мое восхищение. Одержать победу над этим пижоном еще никому не удавалось.