Вырываюсь изо всех сил, луплю кулаками, куда достаю, пока меня не скручивают сильные руки, прижимают к мужской груди. Я рыдаю так, что мне кажется, у меня сейчас сердце остановится. Рыдаю до тех пор, пока полностью не выбиваюсь из сил.

Замираю, рвано всхлипывая. Понимаю, что всё же утыкаюсь в грудь Никиты, а он продолжает поглаживать меня по голове, приговаривает ласковые слова. Накрывает опустошение, какое-то отупение.

Но уже в следующую секунду мне приходится встрепенуться, потому что слышу плач дочки.

Понимаю, что оставила люльку с малышкой прямо у входа. Господи!

Бросаюсь к дочери на чистом автомате. Хватаю её на руки. Прижимаю, рвано всхлипывая. Затравленно оглядываюсь. Только сейчас до меня доходит, что Принца кто-то убил. А значит, этот кто-то всё ещё может быть здесь, и может причинить вред Арише. Меня начинает трясти ещё сильнее.

– Алиса, успокойся, – встряхивает меня слегка Никита. – Нам нужно уйти отсюда.

– К-куда? – смотрю на него наверняка невменяемым взглядом.

– В безопасное место. Пойдём.

Обнимает меня за плечи, ведёт к выходу, потом резко останавливается.

– Что? – не понимаю я.

– Смесь для Ариши. Она же голодная. Где?

Я заторможено киваю на кухню. Никита срывается туда, осторожно переступая через лужу крови. Через минуту выходит с пакетом в руках.

– Всё, пойдём, – ведёт меня на улицу, постоянно оглядываясь по сторонам.

– Куда, – всё ещё не понимаю я.

– В наш дом. Там сейчас точно безопаснее.

– Я не хо-чу, – чуть нараспев отвечаю онемевшими губами, по-прежнему находясь в ступоре.

– Алиса, всё будет хорошо, пойдём, – настойчиво ведёт меня по дорожке к калитке.

Спорить у меня сил нет, да и Ариша начинает плакать сильнее. Я прижимаю её к себе, стараясь сосредоточиться на ребёнке, чтобы не впасть снова в истерику и не напугать окончательно дочку.

Двигаюсь на автомате, понимая, что Никита прав, и нужно унести Аришу в безопасное место, но перед глазами у меня кровь и бездонные собачьи глаза.

Никита заводит меня в дом, который когда-то я считала своим. Но я плохо разбираю, что происходит вокруг. Да и темно. В тусклом свете гостиной растерянно смотрю на бардак кругом. Разбитая мебель, осколки, перевёрнутое кресло.

Спрашивать, что здесь произошло, сил нет. Какая разница, что случилось с домом, если моя жизнь такая же разбитая.

Никита ведёт меня дальше по лестнице вверх, открывает дверь комнаты, которая когда-то принадлежала мне.

Включает свет.

– Проходите, здесь вам будет удобно.

– Сейчас мне всё равно, где быть, – качаю Аришу, но она начинает плакать всё громче.

– Дай мне её, Алиса, – тянет руки Никита к малышке.

– Нет! – прижимаю дочь сильнее, монотонно качая, слепо глядя перед собой.

– Хорошо. Тогда расскажи, как развести смесь?

Я объясняю кое-как. Наверное, Никита не очень понимает, читает инструкцию на упаковке. Уходит из комнаты, возвращается через несколько минут с тёплой бутылочкой смеси и кружкой чего-то горячего.

– Алиса, дай мне Аришу, а ты попей, – забирает у меня всё же ребёнка, даёт в руки чай.

Я пью, меня трясёт так, что зубы дробью стучат по краю чашки. Никита кормит дочку, она жадно сосёт долгожданную бутылочку, намучила я сегодня ребёнка.

Чай странный, с каким-то специфическим вкусом. Но мне сейчас всё равно. Никита набрасывает мне на плечи тёплый плед, я кутаюсь в него, но согреться у меня не получается.

Ариша засыпает, Никита укладывает её на середину кровати, обкладывает подушками.

Возвращается ко мне, садится рядом, пытается обнять, но я нервно веду плечами, показывая, что не хочу этого. Он не настаивает.

– Алиса, ляг, тебе нужно отдохнуть, – просит Никита.

– Я не могу, – хриплю сорванным голосом.

Это правда. Как только я закрываю глаза, снова вижу кровь.

– Алиса…

– Забери его оттуда, – всхлипываю опять. – Он не любил оставаться один. Он всегда скучал. И встречал меня.

– Заберу. Не плачь, пожалуйста, – Никита садится передо мной на колени, вытирает слёзы с моих щёк. – Я куплю тебе завтра новую собаку, обещаю.

– Новую собаку? Новую собаку?! – снова срывает меня. – Да, ты так и поступаешь! Что стоит поменять собаку или девушку? Заменил, и дело с концом.

– Алиса, – кривится болезненно его лицо, – это не так.